Как тяжело было жить в годы войны. Как жили и о чём мечтали дети во время Великой Отечественной войны. Николай Егорович Васильев

По сей день помнят солдат, защищавших нашу Родину от врагов. Заставшими эти жестокие времена были дети, родившиеся в 1927 году по 1941 год и в последующие годы войны. Это — дети войны. Они пережили всё: голод, смерти близких, непосильный труд, разруху, дети не знали что такое душистое мыло, сахар, удобная новая одежда, обувь. Все они уже давно старики и учат молодое поколение дорожить всем, что у них есть. Но зачастую им не уделяют должного внимания, а для них это так важно передать свой опыт другим.

Обучение во время войны

Несмотря на войну, многие дети учились, ходили в школу, в чем придется. «Школы работали, но мало кто учился, все работали, обучение было до 4 класса. Были учебники, а тетрадей не было, дети писали на газетах, старых квитанциях на любом клочке бумаги, какой нашли. Чернилами служила сажа из печи. Её разводили водой и наливали в баночку — это были чернила. Одевались в школу в то, что было, определенной формы не было ни у мальчиков, ни у девочек. Учебный день был короткий, так как нужно было идти на работу. Брата Петю забрала папина сестра в Жигалово, он один из семьи закончил 8 классов» (Фартунатова Капитолина Андреевна).

« У нас была неполная средняя школа (7 классов), я уже выпустилась в 1941 году. Помню то, что учебников было мало. Если человек пять жили рядом, то им давался один учебник, и они все вместе собирались у кого-то одного и читали, готовили домашнее задание. Давали одну тетрадь на человека делать домашнюю работу. У нас был строгий учитель по русскому и литературе, он вызывал к доске и просил рассказать наизусть стихотворение. Если ты не расскажешь, то на следующий урок тебя обязательно спросят. Поэтому я до сих пор знаю стихи А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова и многих других» (Вороткова Тамара Александровна).

« В школу пошла я очень поздно, не чего было одевать. Беднота и нехватка учебников и была и после войны» (Кадникова Александра Егоровна)

«В 1941 году я закончила 7 класс в Коноваловской школе с наградой – отрезом ситца. Мне дали путёвку в Артек. Мама попросила меня показать на карте, где тот Артек и отказалась от путёвки, сказав: «Далеко сильно. А вдруг война?» И не ошиблась. В 1944 году я поехала учиться в Малышевскую среднюю школу. До Балаганска добирались на ходках, а затем на пароме в Малышевку. В деревне не было родственников, но был знакомый отца – Собиграй Станислав, которого я видела однажды. По памяти нашла дом и попросилась на квартиру на время обучения. Я убирала дом, стирала, тем самым отрабатывала за приют. Из продуктов до нового года был мешок картошки и бутылка растительного масла. Это надо было растянуть до каникул. Училась старательно, хорошо, так хотела стать учительницей. В школе большое внимание уделяли идейно-патриотическому воспитанию детей. На первом уроке первые 5 минут учитель рассказывал о событиях на фронте. Каждый день проводилась линейка, где подводились итоги успеваемости в 6-7 классах. Рапортовали старосты. Красное переходящее знамя получал тот класс, было больше хорошистов и отличников. Учителя и ученики жили одной семьёй, уважая друг друга».(Фонарева Екатерина Адамовна)

Питание, повседневная жизнь

Большинство людей во время войны столкнулось с острой проблемой нехватки продуктов питания. Питались плохо, в основном с огорода, из тайги. Ловили рыб из ближайших водоемов.

«В основном нас кормила тайга. Мы собирали ягоды и грибы, заготавливали на зиму. Самым вкусным и радостным было когда мама пекла пироги с капустой, черемухой, картошкой. Мама садила огород, на котором работала вся семья. Ни одного сорняка не было. А воду на полив носили с речки, поднимались высоко в гору. Держали скот, если были коровы, то 10 кг масла за год отдавали на фронт. Копали замершую картошку и собирали оставшиеся на поле колоски. Когда папу забрали, то Ваня заменил нам его. Он, как и отец был охотником и рыбаком. В нашей деревне текла река Илга, в ней водилась хорошая рыба: хариус, беляк, налим. Поднимет нас Ваня рано утром, и пойдем мы ягоды разные собирать: смородину, боярку, шиповник, бруснику, черёмуху, голубицу. Соберем, высушим и сдаем за деньги и на заготовку в фонд обороны. Собирали, пока роса не сойдёт. Как сойдёт, бегом домой – надо на колхозный сенокос, грести сено. Еды выдавали очень мало по маленькому кусочку только бы всем хватило. Брат Ваня шил на всю семью обувь ”Чирки”. Папа был охотником добывал много пушнины и сдавал ее. Поэтому когда он уехал осталось большое количество запасов. Выращивали дикую коноплю и из неё шили штаны. Старшая сестра была рукодельницей она вязала носки, чулки и варежки» (Фартунатова Капиталина Андреевна).

« Нас кормил Байкал. Мы жили в деревне Баргузин, у нас был консервный завод. Были бригады рыбаков, они ловили как из Байкала, так и из реки Баргузин, разную рыбу. Из Байкала ловили осетра, сига, омуля. В реке водилась рыба такая как окунь, сорога, карась, налим. Сделанные консервы отправляли в Тюмень, а затем на фронт. Старики немощные, те, которые не пошли на фронт, имели своего бригадира. Бригадир был всю жизнь рыбак, имел свою лодку и невод. Они созывали всех жителей и спрашивали: «Кому нужна рыба?» Рыба нужна была всем, так как в год выдавали всего 400 г, а на работника 800г. Все, кому нужна была рыба, тянули невод на берегу, старики заплывали в реку на лодке, ставили невод, затем второй конец выводили на берег. С обеих сторон равномерно выбирали верёвку, подтягивали невод к берегу. Важно было не выпустить косяк из «мотни». Потом бригадир делил рыбу на всех. Так сами и кормились. На заводе после того, как сделают консервы, продавали головы от рыб, 1килограмм стоил 5 копеек. Картошки у нас не было, да и огородов тоже. Потому что вокруг был только лес. Родители ездили в соседнюю деревню и меняли рыбу на картошку. Сильного голода мы не чувствовали» (Вороткова Томара Александровна).

« Кушать было нечего, ходили по полю собирали колоски и замершую картошку. Держали скот и садили огороды» (Кадникова Александра Егоровна).

« Всю весну, лето и осень ходила босиком – от снега до снега. Особенно плохо было, когда работали на поле. По стерне ноги кололи в кровь. Одежда была как у всех – холщёвая юбка, кофта с чужого плеча. Еда – капустный лист, свекольный лист, крапива, болтушка из овсяной муки и даже кости сдохших от голода лошадей. Кости парили, а потом хлебали подсоленную воду. Картошку, морковь сушили и в посылках отправляли на фронт» (Фонарева Екатерина Адамовна)

В архиве я изучала Книгу приказов по Балаганскому Райздраву. (Фонд № 23 опись № 1 лист №6 — Приложение 2) Обнаружила, что эпидемий инфекционных болезней за годы войны среди детей не было допущено хотя по приказу Райздрава от 27 сентября 1941 года медицинские сельские акушерские пункты были закрыты. (Фонд № 23 опись № 1 лист №29-Приложение 3) Лишь в 1943 году в селе Молька упоминается эпидемия (болезнь не указана)., вопросы здоров К месту вспышки были направлены на 7 дней санитарный врач Волкова, участковый врач Бобылёва, фельдшер Яковлева. Делаю вывод, что недопущение распространения инфекции было очень важным делом.

В отчётном докладе на 2-й районной партийной конференции о работе районного комитета партии 31 марта 1945 года подводятся итоги работы Балаганского района за годы войны. Из доклада видно, что 1941,1942,1943 годы были для района очень тяжёлыми. Урожайность катастрофически снижалась. Урожайность картофеля в 1941 – 50, в 1942 – 32, в 1943 – 18 ц. (Приложение 4)

Валовой сбор зерна – 161627, 112717, 29077 ц; получено на трудодни зерна: 1,3 ; 0,82; 0,276 кг. По этим цифрам можно сделать вывод, что люди действительно жили впроголодь.(Приложение 5)

Трудная работа

Работали все и стар и млад, работа была разной, но по-своему трудной. Трудились изо дня в день с утра до поздней ночи.

«Работали все. И взрослые, и дети с 5 лет. Мальчики возили сено, управляли лошадьми. Пока сено не уберут с поля никто не уходил. Женщины брали скот молодняк и растили его, дети же им помогали. Они водили скот на водопой, задавали корм. Осенью во время учебы, дети все также продолжают работать, находясь утром в школе, а по первому призыву уходили работать. В основном, дети работали на полях: копали картошку, собирали колоски ржи и т.д. Большинство людей работали в колхозе. Работали на телятнике, растили скотину, работали на колхозных огородах. Старались быстрее убрать хлеб, не жалея себя. Как хлеб уберут, снег выпадет, отправляют на лесозаготовки. Пилы были обычные с двумя ручками. Ими валили в лесу огромные лесины, обрубали сучья, распиливали на чурки и кололи дрова. Приходил обходчик и замерял кубатуру. Надо было заготовить не меньше пяти кубов. Помню, как с братьями и сёстрами везли из лесу дрова домой. Везли на быке. Он был большой, с норовом. С горки стали съезжать, а он понёс, задурил. Воз раскатился, и дрова вывались в обочину. Бык упряжь порвал и убежал на конюшню. Скотники поняли, что это наша семья и отправили в помощь деда на коне. Так и довезли до дому дрова уже затемно. А зимой волки подходили близко к деревне, выли. Часто задирали скот, но людей не трогали.

Расчет велся в конце года по трудодням, некоторых хвалили, а некоторые оставались в долгах, так как семьи были большие, работников мало и надо было кормить семью в течение года. В долг брали муку, крупы. После войны я пошла работать в колхоз дояркой, мне дали 15 коров, а вообще дают 20, я попросила, чтобы дали как всем. Коров добавили, и я перевыполнила план, надоила много молока. Мне за это дали 3 м сатина голубого цвета. Это была моя премия. Из сатина пошили платье, которое было мне очень дорого. В колхозе были как трудяги, так и лентяи. Наш колхоз всегда перевыполнял план. Мы собирали посылки на фронт. Вязали носки, варежки.

Не хватало спичек, соли. Вместо спичек в начале деревни старики поджигали большую колоду, она потихоньку горела, дымина. От неё брали уголёк, приносили домой и раздували огонь в печи». (Фартунатова Капитолина Андреевна).

«Дети работали в основном на заготовке дров. Работали ученики 6-7 классов. Все взрослые ловили рыбу и работали на заводе. Работали без выходных.» (Вороткова Тамара Александровна).

«Началась война, братья ушли на фронт, Степан погиб. Три года я работала в колхозе. Сначала нянечкой в яслях, потом на постоялом дворе, где чистила с младшим братом двор., возила и пилила дрова. Работала учётчиком в тракторной бригаде, затем в полеводческой и вообще, шла туда, куда посылали. Заготавливала сено, убирали урожай, опалывала поля от сорняков, сажала овощи в колхозном огороде». (Фонарева Екатерина Адамовна)

В повести Валентина Распутина «Живи и помни» описывается подобная работа во время войны. Одинаковые условия (Усть-Уда и Балаганск расположены рядом, рассказы об общем военном прошлом как будто списаны с одного источника:

« — И нам досталось, подхватила Лиза. — Верно, бабы, досталось? Тошно вспоминать. В колхозе работа- это ладно, это свое. А только хлебушек уберем- уж снег, лесозаготовки. По гроб жизни буду помнить я эти лесозаготовки. Дорог нету, кони надорванные, не тянут. А отказываться нельзя: трудовой фронт, подмога нашим мужикам. От маленьких ребят в первые годы уезжали…А кто без ребят или у кого постарше- с тех не слазили, пошел и пошел. Настена она не одной зимушки, однако, непропустила. Я и то два раза ездила, на тятю тут ребятишек бросала. Навалишь эти лесины, кубометры эти, и стяг с собой в сани. Без стяга ни шагу. То в сугроб занесёт, то еще что - выворачивай, бабоньки, тужься. Где вывернешь, а где нет. Настена он не даст сорвать: в позапрошлую зиму раскатилась моля кобыленка под горку и на завороте не справилась- сани в нег, набок, кобыленку чуть не сшибло. Я билась, билась- не могу. Из сил выбилась. Села на дорогу и плачу. Настена сзади подъехала - я ручьем заливаюсь реву. — На глаза у Лизы навернулись слезы. — Она пособила мне. Пособила, поехали вместе, а я никак не успокоюсь, реву и реву. — Еще больше поддаваясь воспоминаниям, Лиза всхлипнула. — Реву и реву, ниче не могу с собой поделать. Не могу.

Я работала в архиве и просматривала Книгу учёта трудодней колхозников колхоза «Памяти Ленина» за 1943 год. В ней записывали колхозников и работу, которую они выполняли. В книге записи ведутся посемейно. Подростки записаны только по фамилии и имени — Медвецкая Нюта, Лозовая Шура, Филистович Наташа, Страшинский Володя, в общем я насчитала 24 подростка. Перечислялись следующие виды работ: лесозагоговки, заготовки зерна, заготовка сена, дорожные работы, уход за лошадьми и другие. В основном у детей указаны следующие месяцы работы: август, сентябрь, октябрь и ноябрь. Я связываю это время работы с заготовкой сена, уборкой урожая и обмолотом зерновых. В это время надо было провести уборочную до снега, поэтому привлекали всех. Количество полных трудодне у Шуры – 347, у Наташи – 185, у Нюты – 190, у Володи – 247. К сожалению, больше сведений об детях в архиве нет. [Фонд №19, опись №1-л, листы №1-3, 7,8, 10,22,23,35,50, 64,65]

В постановлении ЦК ВКП (б) от 05.09.1941 года «О начале сбора тёплых вещей и белья для Красной Армии» указывался перечень вещей для сбора. Школы Балаганского района также собирали вещи. По перечню заведующей школой (Фамилия и школа не установлены) в посылку вошли: папиросы, мыло, платки носовые, одеколон, перчатки, шапка, наволочки, полотенца, помазки для бритья, мыльница, кальсоны.

Проведение праздников

Несмотря на голод и холод, а так же на такую тяжелую жизнь люди в разных селах пытались отмечать праздники.

« Праздники были, например: когда весь хлеб убран, и молотьба закончена, то проводился праздник “Отмолотки”. На праздниках пели песни, танцевали, играли в разные игры например: городки, прыгали на доске, готовили кочулю (качели) и мячи катали, делали мяч из засохшего навоза.Брали круглый камень и слоями насушивали навоз до нужных размеров. Тем и играли. Старшая сестра шила и вязала красивые наряды и наряжала нас на праздник. На празднике веселились все и дети и старики. Пьяных не было, все были трезвыми. Чаще всего в праздники приглашали домой. Ходили из дома в дом, так как много угощения ни у кого не было.» (Фартунатова Капиталина Андреевна).

« Праздновали Новый год, День конституции и 1 мая. Так как окружал нас лес, выбирали самую красивую елку, и ставили её в клубе. Жители нашей деревни несли игрушки на елку, какие только могут, большинство было самодельных, но были и богатые семьи они уже могли принести красивые игрушки. На эту елку ходили все по очереди. Сначала первоклассники и ученики 4-х классов, потом с 4-5 классы и затем два выпускных класса. После всех школьников вечером туда приходили рабочие с завода, из магазинов, с почты и с других организаций. На праздниках танцевали: вальс, краковяк. Подарки дарили друг другу. После праздничного концерта, женщины устраивали посиделки с алкоголем и разными разговорами. 1 мая проходят демонстрации, на нее собираются все организации» (Вороткова Тамара Александровна).

Начало и конец войны

Детство-это самый лучшей период в жизни, от которого остаются самые лучшие и яркие воспоминания. А какие воспоминания у детей, которые пережили эти четыре страшных, жестоких и суровых года?

Раннее утро 21июня 1941 года. Люди нашей страны тихо и мирно спят в своих постелях, и некто не знает, что их ожидает впереди. Какие муки им придется одолеть и с чем придется смириться?

« Мы всем колхозом убирали камни с пашни. Работник Сельсовета ехал в роли посыльного верхом на коне и кричал “Началась Война”. Сразу же начали собирать всех мужчин и юношей. Тех, кто работал прямо с полей собирали и увозили на фронт. Забрали всех лошадей. Папа был бригадиром и у него был конь Комсомолец и его тоже забрали. В 1942 году пришла похоронка на папу.

9 мая 1945 года мы работали в поле и опять ехал работник Сельсовета с флагом в руках и объявил, что война кончилась. Кто плакал, кто радовался!» (Фартунатова Капитолина Андреевна).

« Я работала почтальоном и тут меня вызывают и объявляют, что началась война. Все плакали в обнимку друг с другом. Мы жили в устье реки Баргузин от нас дальше по течению было еще очень много деревень. Из Иркутска к нам ходило судно Ангара на него помещалось 200 человек и когда началась война, он собирал всех будущих военных. Он был глубоководный и поэтому останавливался в 10-ти метрах от берега, мужики плыли туда на рыбацких лодках. Много было слез пролито!!! В 1941 году на фронт в армию забирали всех, главное, что бы ноги и руки были целы, и голова на плечах была».

«9 мая 1945 г. Вызвали и сказали сидеть и ждать пока все свяжутся. Вызывают “Всем, Всем, Всем” когда все связались, я всех поздравила “Ребята война кончилась”. Все радовались, обнимались, некоторые плакали!» (Вороткова Тамара Александровна)

Тема: Жизнь, быт и духовный мир советского человека в годы Великой Отечественной войны

Тип: Курсовая работа | Размер: 44.63K | Скачано: 34 | Добавлен 09.06.13 в 12:15 | Рейтинг: 0 | Еще Курсовые работы

Вуз: Тульский государственный университет

Год и город: Тула 2013

	Введение
	Перевод народного хозяйства на военный лад
	Усиление централизации и регламентации жизни общества
	Условия жизни, труда и быта в тылу
	Подъем советской военной экономики
	Роль деятелей культуры и искусства
	Заключение

Введение

Тема жизни, быта и духовного мира советского народа в годы Великой Отечественной войны имеет цель дать оценку вклада всех слоев общества в Победу над фашизмом.

В процессе работы над данной темой была изучена и проанализирована специальная литература о Великой Отечественной войне авторов О.А. Ржешевского, М.Н. Зуева, И.И. Долуцкого, И.Г. Трещеткиной, использованы материалы приложений к газете «Первое сентября» - «История» и Большой Российской энциклопедии, характеризующие данный период в истории нашей страны.

Изучение исторической литературы дало представление о величии подвига, совершенного народом в годы войны.

В работе отражены темы героизма и самоотверженности советских людей: охарактеризованы условия их жизни, труда и быта в тылу; рассмотрены вопросы обеспечения ускоренного перевода народного хозяйства страны на военный лад в первые месяцы войны; причины подъема советской военной экономики; представлен вклад в общую победу работников промышленности, транспортной системы, тружеников сельского хозяйства, деятелей культуры и искусства; рассмотрена роль церкви - всех людей того времени, отдавших свой самозабвенный труд, свое творчество, все свои силы, а нередко здоровье и саму жизнь за то, чтобы наша Родина выстояла в смертельном единоборстве с фашистскими захватчиками, победила в годы одного из самых тяжелых испытаний, когда-либо пережитых страной.

Мировая история не знает более чудовищных преступлений, чем те, которые совершили гитлеровцы.

После 22 июня речь шла уже не об обычной войне, а о войне тотальной, идеологической, о войне на уничтожение не только государства, но и целых народов.

Столкновение двух тоталитарных систем неминуемо должно было закончиться гибелью одной из них. Однако сила, претендовавшая на мировое господство, и стремившаяся не только переустроить мир, но и полностью подчинить себе все окружающее пространство, столкнулась с силой народа, способного самостоятельно определить собственную судьбу.

Каждый день борьбы на фронте был материально обеспечен самоотверженным трудом рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции нашей страны.

Лозунг «Все для фронта, все для победы!» стал девизом жизни советских людей.

1. Перевод народного хозяйства на военный лад

Внезапное вторжение Германии на территорию СССР потребовало от Советского правительства быстрых и точных действий. В первую очередь нужно было обеспечить мобилизацию сил на отпор врагу.

В день нападения фашистов Президиум Верховного Совета СССР издал указ о мобилизации военнообязанных 1905-1918 гг. рождения. За считанные часы сформировывались отряды и подразделения.

23 июня 1941 года была сформирована Ставка Главного Командования Вооруженных Сил СССР для стратегического руководства военными действиями. Позднее она была переименована в Ставку Верховного Главнокомандования (ВГК) во главе с Генеральным секретарем ЦК ВКП(б), председателем совнаркома И. В. Сталиным, который был назначен также народным комиссаром обороны, а затем и Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами СССР.

В ВГК также входили: А. И. Антипов, С. М. Буденный, М. А. Булганин, А. М. Василевский, К. Е. Ворошилов, Г. К. Жуков и др.

Вскоре ЦК ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров СССР принял постановление об утверждении мобилизационного народно-хозяйственного плана на четвертый квартал 1941 г., предусматривавшего увеличение производства военной техники и создания крупных предприятий танкостроительной промышленности в Поволжье и на Урале. Обстоятельства заставили Центральный Комитет Коммунистической партии вначале войны разработать развернутую программу перестройки деятельности и жизни Советской страны на военный лад, которая была изложена в директиве Совнаркома Союза ССР и ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 года партийным, советским организациям прифронтовых областей.

Советское правительство и Центральный Комитет партии призывал народ отрешиться от своего настроения и личных желаний, перейти на священную и беспощадную борьбу с врагом, сражаться до последней капли крови, перестраивать на военный лад народное хозяйство, увеличивать выпуск военной продукции.

«В занятых врагом районах…, указывалось в директиве, …создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов и т.д. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия».

Кроме того проводились беседы с населением на местах. Разъяснялись характер и политические цели начавшейся Отечественной войны.

Основное положение директивы от 29 июня изложил в выступлении по радио 3 июля 1941 года И. В. Сталин. Обращаясь к народу, он объяснил сложившуюся ситуацию на фронте, выразил непоколебимую веру в победу советского народа против немецких оккупантов.

«Наши силы не исчислимы…», подчеркивалось в его речи. «Зазнавшийся враг должен скоро убедиться в этом. Вместе с Красной Армией поднимаются многие тысячи рабочих, колхозников, интеллигенции на войну с напавшим врагом. Поднимутся миллионные массы нашего народа…».

2. Усиление централизации и регламентации жизни общества

Утрата значительной части экономического потенциала, огромные разрушения и людские потери, вызванные вторжением германских войск на территорию СССР, привели к резкому сокращению промышленного и сельскохозяйственного производства. Это потребовало от руководства страны принятия экстренных мер по укреплению экономики, в первую очередь ее оборонных отраслей.

Экономическая ситуация в значительной степени осложнялась тем, что противником в начале войны было захвачено более 1,5 млн. кв. км территории, где проживало 74,5 млн. человек и выпускалось до 50 % промышленной и сельскохозяйственной продукции. Продолжать войну пришлось, имея в тылу промышленный потенциал чуть ли не с начала 30-х годов.

Продолжающееся наступление противника вынудило приступить к массовой эвакуации промышленных и людских ресурсов на восток.

24 июня при СНК создается Совет по эвакуации, под председательством Н.М. Шверника, преобразованный 25 декабря того же года в Комитет по разгрузке транзитных грузов.

Тяжелая обстановка на фронтах Великой Отечественной войны вынуждала проводить массовую эвакуацию одновременно с Украины, из Белоруссии, Прибалтики, Молдавии, Северо-Западного, а позднее и Центрального промышленных районов. Некоторым наркоматам ключевых оборонных отраслей пришлось ставить на колеса почти все свои заводы. В крайне трудных условиях эвакуировались предприятия Запорожья, Днепропетровска, Краматорска, Харькова, Ленинграда.

Под руководством Совета, из районов, которым грозила опасность, в течение июля - ноября 1941 года на Урал, в Поволжье, в Западную и Восточную Сибирь, Среднюю Азию и Казахстан было перебазировано 1523 промышленных предприятия, в том числе 1360 крупных военных. Было эвакуировано более 12 млн. человек, около 2,4 млн. голов скота, значительные запасы продовольствия, сельскохозяйственная техника, культурные ценности.

Тысячи заводов и фабрик гражданского сектора переводились на выпуск боевой техники и иной оборонной продукции.

Так, при слиянии трех предприятий - базового Челябинского тракторного, Ленинградского Кировского и Харьковского дизельного - возник крупнейший танкостроительный комбинат, справедливо названный в народе «Танкоградом».

На основе предприятий сельхозмашиностроения была создана минометная промышленность.

В июне 1941 года правительство приняло решение о серийном производстве реактивных минометных установок - знаменитых «Катюш». Этим занимались 19 головных заводов в кооперации с десятками предприятий различных ведомств.

В рекордные сроки предприятия вводили в строй. Только за первый год войны было возведено 850 заводов разного профиля, шахт и рудников, электростанций, домен и мартеновских печей, прокатных станов, проложены тысячи километров железных и шоссейных дорог. Так, на Магнитогорском комбинате за несколько месяцев была сооружена крупнейшая в Европе доменная печь № 5 мощностью 1400 т чугуна в сутки (в мирное время на строительство домны требовалось 2,5 года).

Значительные трудности испытывал транспорт, особенно железнодорожный, на который легла основная тяжесть воинских перевозок. К тому же наиболее разветвленная железнодорожная сеть оказалась на оккупированной территории. С целью обеспечения четкой работы железнодорожного транспорта 24 июня 1941 года вводится воинский график движения поездов.

Для обеспечения перевода экономики страны на военные рельсы в крупные промышленные центры и на оборонные предприятия направлялись уполномоченные ГКО и Госплана СССР. В сентябре 1941 г. создается Наркомат танковой промышленности под руководством талантливого организатора производства В. А. Малышева, а в ноябре - Наркомат минометного вооружения во славе с опытным инженером, энергичным производственником Д. Ф. Устиновым.

22 июля 1941 года Президиум Верховного Совета СССР принимает указ «О военном положении», предусматривавший введение трудовой повинности и регулирование работы промышленных предприятий.

На следующий день вводится в действие мобилизационный план по производству боеприпасов, а 24 июня при СНК создается Совет по эвакуации, преобразованный 25 декабря того же года в Комитет по разгрузке транзитных грузов.

С 26 июня 1941 года рабочий день был удлинен до 11 часов, введены обязательные сверхурочные работы, отменены отпуска, что в совокупности на треть увеличило загрузку оборудования без привлечения дополнительных рабочих рук. Место ушедших на фронт в цехах, у мартенов, в забоях, на полях и фермах добровольно занимали женщины, молодежь, старики. В дальнейшем (с февраля 1942 года) стала проводиться плановая мобилизация в промышленность и строительство трудоспособного городского населения, включая достигших 14-летнего возраста подростков.

В целях ускорения ввода в действие объектов индустрии 11 сентября принимается постановление «О строительстве промышленных предприятий в условиях военного времени». Президиум Верховного Совета СССР принял 26 декабря 1941 г. указ «Об ответственности рабочих и служащих предприятий военной промышленности за самовольный уход с предприятий» и 13 февраля 1942 г. - «О мобилизации для работы на производстве и в строительстве».

В соответствии с этими указами рабочие и служащие признавались мобилизованными на период войны.

В апреле 1942 г. мобилизация коснулась и сельских жителей. Основную часть мобилизованных составляли женщины. Обязательный минимум трудодней для колхозников значительно увеличился. Его должны были отрабатывать и дети, начиная с 12-летнего возраста.

30 июня 1941 г. создается Комитет по распределению рабочей силы (позднее Комитет по учету и распределению рабочей силы) при Бюро Совнаркома. Комитет с 1942 г. по июль 1945 г. привлек на постоянную работу в промышленность и сельское хозяйство 3 миллиона человек городского и сельского населения, а в учебные заведения трудовых резервов направлено более 2,1 миллиона подростков. Это позволило в 1945 г. довести среднегодовую численность рабочих и служащих до 28,6 миллионов человек, или до 84% к уровню 1940 года. Кроме того, в соответствии с постановлениями ГКО от 10 января и 7 октября 1942 года в рабочие колонны были мобилизованы немцы (свыше 120 тыс. человек), депортированные из различных районов страны.

С этой позиции война явилась апогеем в реализации возможностей советской тоталитарной системы. Несмотря на огромные трудности, режим смог использовать такие преимущества, как сверхцентрализация управления, огромные природные и людские ресурсы, отсутствие личной свободы, а также вызванное патриотическими чувствами напряжение всех сил народа.

3. Условия жизни, труда и быта в тылу

Война создала смертельную угрозу всему нашему народу и каждому человеку в отдельности. Она вызвала огромный морально-политический подъем, энтузиазм и личную заинтересованность большинства людей в победе над врагом и быстрейшем окончании войны. Это стало основой массового героизма на фронте и трудового подвига в тылу.

В стране изменился прежний трудовой режим. Как уже было отмечено, с 26 июня 1941 года для рабочих и служащих вводились обязательные сверхурочные работы, рабочий день для взрослых увеличился до 11 часов при шестидневной рабочей неделе, отпуска были отменены. Хотя эти мероприятия и позволили примерно на одну треть повысить нагрузку производственных мощностей без увеличения численности рабочих и служащих, дефицит рабочих рук все - же нарастал. На производство привлекались конторские служащие, домохозяйки, учащиеся. Были ужесточены санкции для нарушителей трудовой дисциплины. Самовольный уход с предприятий карался сроком заключения от пяти до восьми лет.

В первые недели и месяцы войны экономическая ситуация в стране резко ухудшилась. Враг оккупировал многие важнейшие промышленные и сельскохозяйственные районы, нанес неисчислимый урон народному хозяйству.

Самыми трудными были последние два месяца 1941 г. Если в третьем квартале 1941 г. было выпущено 6600 самолетов, то в четвертом — только 3177. В ноябре объем промышленного производства уменьшился в 2,1 раза. Сократилось поступление на фронт некоторых видов самой необходимой боевой техники, вооружения и особенно боеприпасов.

Трудно измерить всю величину подвига, совершенного в годы войны крестьянством. Из деревень на фронт ушла значительная часть мужчин (их удельный вес снизился среди сельского населения с 21% в 1939 г. до 8,3% в 1945 г.). Основной производительной силой на селе стали женщины, подростки и старики. Даже в ведущих зерновых районах объем работ, выполняемых с помощью живого тягла, весной 1942 г. составил более 50%. Пахали на коровах. Необычно возросла доля ручного труда - сев осуществлялся наполовину вручную.

Государственные заготовки выросли до 44% от валового сбора по зерну, 32% - по картофелю. Отчисления в пользу государства увеличивались за счет фондов потребления, сокращавшихся из года в год.

За время войны население страны дало в долг государству более 100 млрд. рублей и на 13 млрд. приобрело лотерейных билетов. Кроме того, 24 млрд. рублей поступило в фонд обороны. Доля крестьянства составила при этом не менее 70 млрд. рублей.

Личное потребление крестьян резко сократилось. В сельской местности продовольственные карточки не вводились. Хлеб и другие продукты питания отпускались по спискам. Но и эта форма распределения применялась не везде из-за дефицита продуктов.

Существовала предельная годовая норма отпуска промышленных товаров на одного человека: хлопчатобумажных тканей - 6 м, шерстяных - 3 м, обуви - одна пара. Поскольку спрос населения на обувь не удовлетворялся, то начиная с 1943 г. широкое распространение получило изготовление лаптей. Только в 1944 г. их выработано 740 млн. пар.

В 1941-1945 гг. 70-76 % колхозов на один трудодень выдавали не более 1 кг зерна, 40 -45 % хозяйств - до 1 рубля; вообще не выдавали зерна крестьянам 3-4 % колхозов, денег - 25-31% хозяйств.

«Крестьянин получал от колхозного производства лишь 20 г зерна и 100 г картофеля в день - это стакан зерна и одна картофелина. Нередко случалось, что к маю - июню не оставалось и картошки. Тогда в пищу шли свекольный лист, крапива, лебеда, щавель».

Активизации трудовой деятельности крестьянства способствовало постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 13 апреля 1942 г. «О повышении для колхозников обязательного минимума трудодней». Каждый член колхоза должен был отработать не менее 100-150 трудодней. Впервые вводился обязательный минимум для подростков, которым стали выдавать трудовые книжки. Колхозники, не выработавшие установленного минимума, считались выбывшими из колхоза и лишались приусадебного участка. За невыработку трудодней трудоспособные колхозники могли предаваться суду и наказываться исправительно-трудовыми работами в самих колхозах на срок до 6 месяцев.

В 1943 г. не выработали минимума трудодней 13% трудоспособных колхозников, в 1944 г. - 11%. Исключено из колхозов - 8% и 3% соответственно.

Осенью 1941 г. ЦК ВКП (б) принял постановление о создании политотделов при МТС и совхозах. В их задачу входило улучшение дисциплины и организации труда, подбор и подготовка новых кадров, обеспечение своевременного выполнения колхозами, совхозами и МТС планов сельхозработ.

Несмотря на все трудности, сельское хозяйство обеспечило снабжение Красной Армии и населения продовольствием, а промышленности - сырьем.

Говоря о трудовых свершениях и проявленном в тылу массовом героизме, не следует забывать, что война подорвала здоровье миллионов людей.

В материальном отношении народ жил очень трудно. Плохо устроенный быт, недоедание, отсутствие медицинского обслуживания стали нормой жизни.

Доля фонда потребления в национальном доходе в 1942 г. - 56%, в 1943 г. - 49%. Доходы государства в 1942 г. - 165 млрд. рублей, расходы - 183, в том числе на оборону - 108, на народное хозяйство - 32, на социально - культурное развитие - 30 млрд. рублей.

В январе 1943 г. специальная директива ГКО предлагала рассматривать как экономический саботаж даже продуктовую посылку, обмен одежды на хлеб, сахар, спички, покупку в запас муки и др. Вновь, как и в конце 20-х годов, в ход пошла 107-я статья Уголовного кодекса (спекуляция). Страну захлестнула волна фальсифицированных дел, гнавшая в лагеря дополнительную рабочую силу. Например, в Читинской области на рынке две женщины меняли табак на хлеб. Получили по пять лет (1942 г.). На Полтавщине вдова - солдата вместе с соседками собрала на заброшенном колхозном поле полмешка мерзлых бураков. Была «премирована» двумя годами тюрьмы.

Да и на рынок не походишь — нет ни сил, ни времени в связи с отменой отпусков, введением обязательных сверхурочных работ и увеличением рабочего дня до 12-14 часов.

Несмотря на то, что с лета 1941 г. наркомы получили еще больше прав по использованию рабочей силы, более чем на три четверти эта «сила» состояла из женщин, подростков и детей. Взрослые мужчины имели по сто и больше процентов выработки. А что мог «сделать» мальчик 13 лет, под которого ставили ящик, чтобы он дотягивался до станка?..

Снабжение городского населения осуществлялось по карточкам. Раньше всех они были введены в Москве (17 июля 1941 г.) и на следующий день в Ленинграде.

Нормирование затем постепенно распространилось на другие города. Средняя норма снабжения для рабочих составляла 600 г хлеба в день, 1800 г мяса, 400 г жиров, 1800 г крупы и макарон, 600 г сахара в месяц (за грубые нарушения трудовой дисциплины нормы выдачи хлеба уменьшались). Минимальная норма снабжения для иждивенцев составляла соответственно 400, 500, 200, 600 и 400 г., но не всегда удавалось обеспечить население продовольствием даже по установленным нормам.

В критической обстановке; как это было зимой - весной 1942 г. в Ленинграде, минимальная норма отпуска хлеба снижалась до 125 г., люди тысячами погибали от голода.

Таким образом, характер и режим труда людей в тылу мало чем отличался от многих видов работ во фронтовой полосе. Именно их самоотверженный труд обеспечивал армию всем необходимым для победы.

Перенося тяготы и лишения, рабочие эвакуированных предприятий вместе с трудящимися Поволжья, Урала, Сибири, Алтая, Казахстана, Средней Азии к середине 1942 г. ввели в действие свыше 1200 крупных промышленных предприятий, перебазированных с запада. Уже в марте 1942 г. восточные районы страны превзошли по выпуску военной продукции ее общее производство в стране перед началом войны. Урал вскоре стал производить 60% средних и 100% тяжелых танков. Каждый второй снаряд делался из уральской стали.

Перевод народного хозяйства на военный лад занял примерно один год против четырех лет, которые потребовались для этого фашистской Германии. С конца 1942 г. наша промышленность, работавшая на пределе возможностей, стала давать фронту боевой техники, вооружения, боеприпасов и снаряжения значительно больше, чем промышленность Германии.

Танки Т-34, самолеты Ил-2, боевые машины реактивной артиллерии БМ-13 («Катюши») и многие другие образцы боевой техники по своим высоким качествам не имели себе равных. Сельское хозяйство страны заготовило в 1941—1944 гг. 4312 млн. пудов зерна и 5048 тысяч тонн мяса.

Труженики тыла делали все, чтобы обеспечить непрерывный рост военного производства и снабжения армии всем необходимым.

Осенью 1941 г. молодые рабочие М. Попов на «Уралмаше» и В. Шубин на Горьковском автозаводе создали первые в стране комсомольско-молодежные фронтовые бригады. По инициативе уральцев и горьковчан на всех участках военного производства началось соревнование молодежных бригад за почетное звание фронтовых под девизом «В труде, как в бою!». Члены этих бригад выполняли самые ответственные заказы фронта. В августе 1945 г. в стране насчитывалось 154206 комсомольско-молодежных и фронтовых бригад, куда входило свыше 1 млн. 22 тысяч человек.

Увеличение выпуска военной продукции в значительной мере достигалось и за счет капитального строительства, освоения новых энергетических и сырьевых ресурсов. Всего за военные годы в тылу двухмиллионная армия строителей, в том числе заключенные тюрем и концлагерей, соорудила 3500 крупных предприятий и восстановила в освобожденных от вражеской оккупации районах 7500 разрушенных во время войны крупных промышленных объектов.

Железные дороги, на долю которых пришлось около 85% всего грузооборота, доставили фронту более 19 млн. вагонов вооружения, боеприпасов, снаряжения, других материальных средств.

В конце 1942 года создаются 35 паровозных колонн резерва НКПС. Одновременно было построено свыше 3 тыс. км железных дорог. Все это позволило улучшить работу железнодорожного транспорта, грузооборот которого возрос в полтора раза по сравнению с первым кварталом 1942 г.

Ученые и конструкторы, инженеры и техники решали сложные научно-технические задачи, разрабатывали новые пути и способы расширения производства. Большую работу провели специальные комиссии Академии наук СССР по мобилизации ресурсов Урала, Западной Сибири и Казахстана на нужды обороны. Инициатором образования комиссий был президент Академии наук СССР академик В. Л. Комаров.

Широкий масштаб приняли в военные годы патриотические движения за создание Фонда обороны, за сбор средств на вооружение Красной Армии, а также сбор средств и теплых вещей воинам. За четыре года войны добровольные взносы от граждан в Фонд обороны, на строительство боевой техники выразились в сумме 118,2 миллиарда рублей, что почти равнялось среднему годовому расходу на нужды Наркоматов обороны и Военно-Морского Флота.

Благодаря усилиям медиков 72% лечившихся в госпиталях раненых солдат и офицеров возвращались на фронт.

5. Роль деятелей культуры и искусства

В духовном противостоянии с фашистскими агрессорами свою особую роль сыграла наша культура. Все лучшее, что было заложено в культурных традициях народов всей страны, стремилось проявиться таким образом, чтобы помочь миллионам людей осознать свое место, в общем строю.

Самой характерной чертой развития культуры становится углубление интереса к национальному классическому наследию. И это не случайно. Фашизм с его делением народов на «полноценные» и «неполноценные» являл собою пример уничтожения культурного наследия многих народов. «Превосходство арийской культуры», которое несли с собой завоеватели, неизбежно вызывало обратную реакцию. Фашистское варварство в национальных святынях - Ясной Поляне, Петродворце - ясно показывало, что уничтожение национальных культур - одна из главных стратегических целей фашизма. И миллионы людей как бы заново обратились к извечным духовным ценностям. Обрели новый смысл стихи Пушкина и романы Толстого, Тургенева, музыка Глинки и Чайковского.

Патриотическое начало в искусстве проявлялось также и в произведениях, созданных в годы войны советскими писателями, композиторами, художниками. В дни тяжелых испытаний на первое место вышла патриотическая публицистика.

Настоящий подъем переживала поэзия. Самое знаменитое стихотворение военной поры «Жди меня» К. М. Симонова бойцы вырезали из газетных страниц, переписывали, передавали из рук в руки. Широкую популярность приобрели многие лирические стихи, ставшие настоящими народными песнями.

В самые тяжелые дни блокады Ленинграда Д. Шостакович создает гениальную Седьмую симфонию. Патриотическую оперу «Война и мир» пишет С. С. Прокофьев.

Артисты драматических, музыкальных театров, эстрады также вносили свой вклад в общее дело борьбы с врагом. Огромной популярностью у бойцов и командиров пользовались фронтовые театры.

Большой размах приняла концертная деятельность музыкантов и артистов на фронтах и в тылу. В концертах участвовали Л. А. Русланова, Л. О. Утесов, К. И. Шульженко и другие.

Патриотическая тема стала ведущей в документальном и художественном кинематографе. На фронтах находилось 150 кинооператоров.

Многие из художественных произведений, созданных в годы войны, несли главную ценность — они возвышали гуманистические начала в жизни советских людей. Процесс этот шел как через противопоставление практики гитлеризма, уничтожавшего миллионы людей по расовому, национальному признаку; коренным началам народной жизни с ее готовностью самопожертвования во имя Отечества, так и более глубоким раскрытием основ народного характера. Выдающимся примером этого стала поэма А. Т. Твардовского о Василии Теркине, главный герой которой сочетал черты многих реальных людей и персонажа народных сказаний.

Многие деятели культуры выполняли в годы войны еще одну очень важную миссию: их произведения, выступления создавали в странах - союзницах по антигитлеровской коалиции благоприятный фон общественного признания роли нашей страны в борьбе с фашизмом.

Заключение

Итак, в результате анализа и систематизации изученного материала можно сделать следующие выводы.

У подавляющего большинства, если не у всего советского народа, не было сомнений в победе над врагом. Людям военной поры были свойственны высокие патриотические чувства, настроения, устремления. Однако отношение к действительности не было у них однозначным. Здесь сказывались не только атмосфера страха, присущая тому времени, но и уровень общей культуры, наличие информации, характер воспитания, гражданская позиция, прочие факторы.

Вместе с ростом самосознания и гражданской ответственности у людей росла внутренняя независимость и гражданская смелость. Народ в годы войны почувствовал себя ответственным за судьбу отечества, обрёл свободомыслие.

Стиль жизни «в прошлом» содержал позитивную оценку всякой незыблемости устоев, их определением объективным ходом истории, несокрушимой верой в правильность принимаемых решений. Именно стабильность и прочность воспринимались как норма, а всякое расшатывание их - как опасное отклонение от этой нормы. Жизненная ориентация личности была связана не с преобразованием, тем более в масштабах всего общества, а, напротив, с его абсолютной устойчивостью и непоколебимостью.

В годы войны все боялись - и это казалось естественным, потому что страх - чувство, с которым люди рождаются и живут каждый день. Тогда, в годы войны, всё привычное, нормальное, человеческое валилось, разрушалось. Советским людям годами внушалась мысль, что они должны идти на всевозможные жертвы ради укрепления обороноспособности своей страны. И они шли на эти жертвы...

Массовое сознание - явление чрезвычайно сложное и противоречивое, в нём переплетаются элементы социальной психологии, нравственные и мировоззренческие установки. При этом оно представляет собой синтез явлений, уходящий корнями в традиции, обыденную жизнь людей с идеологическими установками, целенаправленно формирующимися структурами власти.

В полной мере это относится к сознанию и духовному миру советских людей в период Великой Отечественной войны.

В ходе войны в сознании народа начинают происходить колоссальные изменения. Очевидно, что без пробуждения личной ответственности, осознания каждым советским человеком собственной необходимости и значимости мы бы не выиграли войну.

Массовый героизм, проявленный в годы войны, также не мог быть случайным, так как в его основе заложена вековая традиция русского народа - защищать Отечество.

История пережитой нашей страной трагедии и достигнутой победы живет сегодня с нами. Она - источник боли и горечи, гордости и славы нашего народа.

Список использованной литературы

1. Большая Российская энциклопедия: В 30 т./Т. 4 - М.: БРЭ, 2006

2. «Вторая мировая война. Итоги и уроки».- М.: Воениздат, В87 1985.

3. Зуев М.Н. «История России с древнейших времен до начала XXI века для поступающих в вузы». - М.: Дрофа, 2007.

4. «История», еженедельное приложение к газете «Первое сентября», №№ 17, 18, 1995.

5. Кузница победы: Подвиг тыла в годы Великой Отечественной войны. Очерки и воспоминания. - 2-е изд.-М.: Политиздат, 1980.

6. О.А. Ржешевский «Кто был кто в Великой Отечественной войне 1941-1945»: Краткий справочник. - М.: Республика, 1995.

Если Курсовая работа, по Вашему мнению, плохого качества, или эту работу Вы уже встречали, сообщите об этом нам.

В 1941 году началась война. Фронт стремительно приближался. Через деревню бесконечным потоком пешим ходом шли наши отступавшие войска. Мы стояли на обочине дороги, всматривались в лица солдат в надежде встретить своих близких.

Люди недоумевали, почему наша Красная армия так спешно отступает. В газетах писали об успешных операциях Красной армии на востоке и западе страны. Газеты пестрили броскими заголовками: «Враг не пройдет!», «Враг будет уничтожен на его территории!». Ведь оборонная промышленность страны несколько лет работала в усиленном режиме, изготовляла в большом количестве самолеты, танки, другое вооружение, боеприпасы, снаряжение. Но фронт стремительно приближался к нашей деревне.

Уже в сентябре началась эвакуация. Всех коров у жителей отобрали, взамен выдали расписки с обещанием вернуть коров после окончания войны (вера в победу уже была!). Овец пришлось зарезать, хотя время было еще теплое, мясо сохранить трудно. Выкопанную картошку частично закопали в «ямки» в надежде, что к весне вернемся домой из эвакуации.

Нас эвакуировали на восток за 50 км от дома. С собой можно было взять вещей совсем мало, т.е. столько, сколько можно увезти на двух телегах. Наши дома остались без присмотра.

Эвакуировались мы вместе с семьей дедушки. Главное, что дед смог увезти с собой – это верстак и необходимые инструменты. Благодаря своему мастерству (он был и плотник, и столяр, мастер на все руки), он и дом в месте эвакуации обустроил и содержал всех нас, его детей и внуков (9 человек).

К весне 1942 года немцев остановили, точнее, они дальше села Полново сами не пошли, т.к. впереди были плохие дороги и болота. Наша деревня оказалась в 15 км от немецких позиций.

Несмотря на близость фронта, весной 1942 года нам разрешили вернуться из эвакуации домой. Наш дом был частично разрушен, стекла в окнах разбиты, двери сорваны, часть стены двора была распилена на дрова. Все ямки с закопанными продуктами были разорены. В доме зимой жили солдаты.

Благодаря дедушке дом был восстановлен и мы с мамой смогли как-то жить. Посадили в огороде овощи, семенами поделились соседи, картошку сажали «глазками». Лето прожили дома. Осенью 1942 года нас опять эвакуировали, но в другую деревню так же восточнее на 50 км. Опять остались почти все овощи на огороде. Видимо специально так делали, чтобы и население подкормить за счет огородов, и военным что-то оставить.

Весной 1943 года нас вернули домой и больше уже не эвакуировали. В деревне та же картина – полуразрушенные дома, разграбленные «схроны», хорошо хоть дома не сгорели. Близкое присутствие фронта чувствовали, немцы так и остались на своих прежних позициях в 15 км от деревни. Мы всегда знали точное время, потому что каждый день ровно в 12 часов немцы начинали артобстрел позиций наших войск и канонада от разрыва снарядов была хорошо слышна.

От отца известий не было. Мама писала во все инстанции, разыскивала отца. Ей все же сообщили, что ее муж «пропал без вести», тогда многим прислали такие стандартные формулировки. Но мама не теряла надежды на возвращение отца. И только после окончания войны было сообщено о его гибели. В 31 год мать осталась одна.

Мне шел седьмой год. Я помогал маме по уходу за огородом в меру своих сил. Летом вместе с взрослыми ребятами ходил в лес за ягодами (черникой) и грибами. Обуви нормальной не было. Сосед мне сплел маленькие лапти и я в них ходил в лес. Нужно сказать, что это очень легкая и удобная обувь, ноги в лесу не поранишь, а когда выйдешь из воды, ноги опять почти сухие. Это лучше, чем ходить в дырявых сапогах.

Жилось в это лето совсем голодно. Хлеба настоящего не имели. Мать пекла «колобушки», черные и горькие, из семян щавеля, которого на наше счастье в поле было достаточно. Из щавеля варили «пустые» щи, т.е. без мяса. Ягоды и грибы, которые я приносил из леса, были небольшим подспорьем к скудному рациону. Ближе к осени в огороде начали подрастать овощи, жить стало легче.

В деревне осталось много брошенной неисправной военной техники – машин наших и немецких, несколько пушек. В окопах за деревней были винтовки, патроны. Потом военные убрали свое имущество, но многое осталось. Взрослые ребята калечились, подрывая боеприпасы.

Война еще продолжалась, а колхоз начал работать. Впереди были посевные работы, а тракторов, лошадей и другого сельхозинвентаря не было. Землю в полях копали женщины лопатами, мужчины еще воевали. Земля в наших краях тяжелая, глинистая. Была установлена норма выработки, вскопать не менее трех соток. Мама приходила домой очень усталая, а нужно еще и свой огород обработать.

Приближалась зима 1943 года. Нужно было заготовлять дрова, чтобы обогреть свой дом. Ходили с мамой в лес, спиливали сухостойные деревья и на санках привозили домой по бездорожью. Привезенных дров хватало на два дня. И так всю зиму мы ездили в лес. Маме одной вертикальное дерево обычной двуручной пилой не спилить. Она мне говорила: «Ты только держи вторую ручку пилы, мне будет легче пилить».

Зимой 1944 года немцев «отогнали» от села Полново, вернее, они сами ушли т.к. опасались попасть в окружение. Наши войска уверенно продвигались на запад (известный Демянский плацдарм). В деревне организовали детский сад, чтобы наши матери смогли больше работать в поле, а мы дети были под присмотром. Осенью 1944 года мне уже было без малого восемь лет, и я пошел в школу.

Рецензии

Дорогой Саша! Как ты всё основательно и подробно описал. Прямо на повесть тянет. Хорошо ещё не так далеко от дома эвакуировались и возвращались периодически, а то бы дом разобрали по брёвнам. Как ты всё помнишь?!
Спасибо тебе за такой нужный рассказ! Успехов дальнейших!

Лада! Спасибо что так близко принимаешь мои воспоминания. А я с удовольствием все это вспоминал. Жизнь была, конечно, трудной, но это была наша жизнь. Творческих тебе успехов.

Их воспоминания о своём мрачном военном детстве, пропитанном страхом, голодом, холодом и болезнями формируют у школьников представление о жизни детей в военное время; кроме того, описания ужасной нужды и горьких испытаний закладывают основы для сопереживания и нравственных качеств у старших дошкольников.

Для развития любви к Отчизне и гордости за неё дети должны знать историю и культуру своего народа. Великая Отечественная война, безусловно, является самым сильным примером проявления героизма и патриотизма советских людей.

На этой странице вы познакомитесь с подробным рассказом Свинцовой Альбины Максимовны «Детство в глубоком тылу» (из книги «Судьбою не обласканные дети»). Автор поделилась своими яркими детскими воспоминаниями, которые позволяют нам почувствовать, как жили и что испытывали дети в сложные годы войны.

Военное детство. Начало

Я играла с тряпочной куклой в своём дворе, в своём укромном местечке, среди пышной картофельной ботвы. Мне было легко и весело. Я бегала и скакала, пряталась за кусты, а потом выглядывала, отыскивая яркие васильки. Радостно бежала, срывала цветы. Любуясь голубым букетом, я как-то не заметила, что раньше обычного пришёл с работы папа с огромным свёртком в руках. Зашёл в дом, где мама готовила обед. Позвали меня.

Родители сидели у стола, на котором лежало то, что принёс папа, но уже в развёрнутом виде. Я чуть подпрыгнула, папа подхватил меня, посадил на колени. Он улыбался своей чудесной, приветливой улыбкой. Отцовская улыбка скрывала от меня сейчас то, что уже знал весь мир.

— Кушайте, это вам мой гостинец, — просто сказал папа. Я отщипнула… Понравилось! Войдя во вкус, уже не могла оторваться от диковинной сладости. Мои глаза выражали восторг и вопрос: что же это?
— Это халва, — продолжал папа. Мне её дали на работе, потому что завтра я ухожу на войну. (При срочной мобилизации на заработную плату вместо денег выдавали продукты). Когда вернусь, принесу ещё да побольше.
— Что же тут непонятно? — переваривала я своим детским умишком в наступившей тишине. Слова «халва» и «война» я слышала впервые. Халву я только что попробовала; войну — ещё предстояло. Так с трёх лет я познала и сладость, которую ощущаю до сих пор, и горечь, оставшуюся самой болезненной раной на всю мою жизнь.

Проводы на фронт

В ночь перед отправкой на фронт мы не спали. Тусклый свет керосиновых ламп просвечивал сквозь щели ставен, были слышны голоса. Люди плакали, поспешно собирая своих защитников на борьбу со страшным фашистским чудовищем. Утром мы вышли на улицу. На одно плечо папа посадил меня, через другое перекинул небольшой вещевой мешок. Он крепко взял маму за руку и мы влились в бесконечную человеческую колонну. Играл оркестр. Идти было нелегко. Улица поднималась в гору, становилось тесно, да к тому же нещадно палило солнце. Пыль, крики, плач.

Несколько минут отдыхали у переезда, перед которым закрылся шлагбаум. Остановились. Папа целовал меня и маму, а сам всё говорил и говорил, наказывая, чтобы мы берегли себя, чтобы мама нигде не оставляла меня одну (а то напугают), чтобы часто писали ему. Его тревога о нашем здоровье была так велика ещё и потому, что он был медик и от любого недуга лечил нас сам.

Вот и вокзал. Помню длинный состав поезда и людей в военной форме, которые торопили прибывших на перрон мобилизованных, стремясь скорее завершить посадку. Я прижалась к отцу. Нет, не прижалась — из последних силёнок вцепилась в него своими ручонками и замерла. Не передать то чувство страха, боль, смятение, растерянность, которое мы испытали, когда разжались крепкие объятия отца.

Комок подкатил к горлу, когда чувство беспомощности охватило мамину душу, и она, потеряв сознание, повалилась наземь. Меня толкали, сшибали с ног, а я пыталась поднять обмякшее, но живое тело мамочки. Я кричала: «Мама, мамочка! Папа-а-а!», — но отец уже не мог слышать меня в нарастающем гуле толпы. Стоя на подножке вагона и держась одной рукой за дверь, он махал нам рукой, и тоже кричал: «Лида, Лидочка! Родные мои, я вернусь!». Затихал вдали перестук колёс. Поезд набирал скорость, увозя любимого человека в неизвестность. Его родное, милое лицо мы с мамой видели в последний раз.

В ожидании письма

И потянулись дни. Мне была отведена ответственная роль дежурной, как говорила мама. Долгими днями я сидела у своего забора (который таковым и назвать-то было нельзя) и сквозь его широкие щели смотрела на улицу, поджидая почтальона. Он с набитой сумкой через плечо мог появиться в любое время. Я старалась ничего не пропустить. Запоминала, а потом рассказывала маме, кому из соседей он принёс сегодня письма, чем его угощали: пирожком с «картошкой-маркошкой», стаканом молока, а у кого находилось и кое-что другое. Только нам вестей не было.

И когда уже не оставалось надежды, ко мне подходила мама, нежно обнимала, прижимала к груди и гладила по голове, скрывая взрыд плача в тихих слезах и тоске. От её ласки мне становилось невыносимо грустно, и я плакала.

Тут она доставала невесть когда купленную кругленькую цветную карамельку, утирала мои слёзки, и мы шли в сенцы нашего дряхлого, похожего на сгорбленного старца домика, где топилась печурка и варилась похлёбка.

С наступлением темноты мы закрывали двери на засов, подпирали её чурбаками, создавая «защиту» от всех и вся. После ужина мама укладывала меня спать на старый высокий бабушкин сундук, занавешивала, чем придётся, окна, убавляла фитилёк и начинала рассказывать мне сказки, многие из которых она сочиняла на ходу и все — обязательно с хорошим концом.

Я засыпала, а мама подолгу сидела, рассматривая семейные фотокарточки, и с замиранием сердца слушала Левитана. Потом она писала папе письма, ещё не зная его фронтовой адрес.

Заканчивался день, а завтра наступал такой же, но уже более тревожный, и я вновь несла своё дежурство и ждала, ждала, ждала. Эту почётную миссию я исполняла до окончания войны, до Великой Победы.

Рисунок Насти Горбуновой

Первая весточка

За тягостные, томительные «посиделки» у забора, я неожиданно была вознаграждена треугольничком, что вручила мне тётя Маруся Посполитак, наша уважаемая почтальонша.
Я-то сразу заметила, как она переходит дорогу к нашему дому — знала, что я словно часовой, на своём посту. Окликнула, поманила к себе и с доброй улыбкой сказала: «Ну вот, и вы дождались!». С радостным криком я вбежала во двор, а навстречу мне уже летела мама, не чувствуя под ногами земли. Сели. И полились папины слова и наши слёзы.

«Добрый день, милая моя семья! Привет любимой Лидочке и милой моей дочке Аличке и моей маме, если она приехала. Пишу из города Кирова, с дороги, во время остановки. Милые Лидочка и Аля, вы обо мне не плачьте, сами знаете, какое время настало. Жаль вас и свою жизнь, может быть, ещё вернёмся назад живыми. Едем далеко, но не знаем, куда. Как приеду, сообщу, будьте спокойны: я пока в дороге.
Милая Лидочка, плохо, что я не взял даже кружки и ложки, пользуюсь чужими…, но это всё не беда. Пусть мама живёт у нас ради Алички, я очень беспокоюсь о ней: жива ли? Следите за ней и воспитывайте так, как это требуется. Я вернусь. Писать что-либо — не пишу. Слушайте радио, выкупи его из ремонта. Читайте в газетах о Полоцком направлении, и будете знать обо мне. Целую, целую. Привет всем знакомым. Ваш папа М. Ф. Чирков. Июль 41 год».

Собрались соседи. Они вслушивались, боясь пропустить хоть словечко. Письмо с фронта — событие в округе. Само собой установилось неписаное правило: письма с войны читать вслух, и не один раз, а столько, сколько попросят люди. Утром пошла молва: Чирковы-то письмо получили! Жив Максим Фёдорович! Ну, и слава Богу!

Какой нежной, выстраданной любовью к жене и дочери, какой верностью, заботой и мольбой: вынести всё, выжить; какой чистотой человеческих отношений и жаждой жизни, надеждой на скорую победу веет от этих 19 писем простого русского солдата. Тяжело представить, что папа не получил от нас ни одного ответа, так и не узнал, как мы жили-горевали, как его ждали.

Прошло полвека. Письма, которые я храню, стареют, как вещи. Эти письма, написанные отцом под пулями на передовой линии фронта, дороги мне как единственное наследство от папы и самая дорогая семейная реликвия. Письма согревают меня. Каждое прикосновение к этим листочкам снова и снова возвращает меня в детство…

Одна дома

Пологий берег речки Уй на Смычке отводили всем желающим жителям города для посадки картофеля. Там был и наш клочок земли, который мог прокормить нашу семью. Подошла пора первой прополки. Мама взяла тяпку, бутылку воды и, спрятав под белый платок свою красу — чёрные локоны, ушла. Взять меня с собой не решилась: далеко, своими ножками не дойду, мала, да и слаба после болезни.

Посадила меня мама на кровать, обложила подушками со всех сторон, вплотную придвинула стол с питьём и едой, дала игрушки: целлулоидного попугая с уточкой, куклу да ещё карандаши с бумагой — я любила играть «в школу». А куклу мне подарил дядя Вася, родной брат мамы, в день ухода на войну. Уговаривала мама, чтоб я не боялась, на стук не отзывалась и никому не открывала, а играла бы и ждала свою мамочку. «А если захочешь, поспи». И ушла.

Не успела закрыться за мамой дверь — что тут началось! Шуршание, щёлканье. Я сжалась в комочек, притаилась, стала прислушиваться. Настороженному детскому слуху не мерещилось: это было в комнате! Я уставилась глазами туда, откуда доносилось что-то непонятное, наводящее страх. И вдруг — ой! — увидела маленькую серенькую мышку с подвижным длинным хвостиком. Она шустро добежала до середины комнаты, остановилась, глянула по сторонам, будто брызнула изюминками глаз, и принялась ловко грызть семечку подсолнуха. Убежала и вновь появилась с семечкой. А потом уж и не одна. И такая началась суматоха, туда-сюда, туда-сюда…

Мне стало очень страшно. Горка шелухи от семечек росла. Я стояла на кровати и смотрела то на мышек, то в окно: не идёт ли мама?.. Оставила все свои занятия-игры — до них ли! Заплакала сначала тихо, а потом всё громче и громче. В испуге ждала: вот-вот мыши начнут карабкаться ко мне на кровать. Чтобы не допустить этого, я принялась их кормить, весь свой хлебный запас искрошила. А мыши так осмелели: бегают с писком по всей комнате, словно наперегонки, поглядывают на меня своими глазками-бусинками. Дрожа всем телом, я присела, укуталась с головой в одеяло, оставив маленькую щёлочку для наблюдения…

Не знаю, сколько так прошло времени. Меня разбудила мама. Я бросилась к ней… Никогда больше она не оставляла меня одну.

Холод военного детства…

Война нарушила всю нашу жизнь. Осенне-зимние холода прибавили столько хлопот и забот, что мы не знали, как их преодолеть-пережить, как нести на слабых плечах неимоверно тяжёлый груз судьбы? Остались мы с мамой без дров и угля. Каждый день вставал вопрос: чем истопить печку? Сначала жгли сухую ботву с огорода, её хранили в курятнике — от дождей, да и несушкам так было теплее. Потом в топку пошли «лишние» стулья, скамейки, сносившиеся вещи — жгли всё, из чего можно было добыть тепло, в нашем обедневшем, осиротевшем очаге. Надо было жить, ждать, надеяться и верить. Ну, а пока…

Я брала сумку-кошёлку, мама — объёмистую старую корзину и мы отправлялись по улицам собирать ветки, сучья, разные отбросы, которые могли гореть. Раз, другой, третий. Иногда мешали дожди. Улицы на Амуре, где мы жили, были ухабистыми, с колдобинами, серыми, грязными. Казалось, это следы горя и скорби, перемешанные с сиротством, лишённым нормального быта, и лютой ненавистью к врагу.

По утрам соседи выносили из своих печей и барабанов шлак, высыпали его на «больные» места дороги, где какое-то время он ещё дышал теплом. Вот где можно было нам, горемычным, раздобыть топливо! Натянув рукавицы поплотнее, вооружившись железкой вместо кочерги, мы выбирали из тлевших остатков угольки, которые своим «вторым дыханием» согревали наше промёрзшее жилище, радовали теплом. А когда тепло, и плакать уже не так хочется. Жили… Не мы одни так перебивались.

Перекусив, чем Бог пошлёт, мы узнавали из «чёрной тарелки» (радио), как в туман и непогоду наша славная Армия продвигалась вперёд, нанося смертельные удары по ненавистному захватчику, приближая наше будущее счастье. Потом звучали песни Леонида Утёсова, Клавдии Шульженко, хор Александрова, хор имени Пятницкого… Песен было много, но одна из них вызывала страх у фашистов, а в наших душах — яростную веру в победу: «Вставай, страна огромная!». От этих слов морозная дрожь проходила по телу, и слёзы текли по щекам.

Маленький мальчик очень воодушевлённо поёт песню «Священная война»

Проходило время, и снова ощущался холод. Он беспрепятственно проникал в наше жилище, хотя двери и пороги были обиты многослойной ветошью. За ночь стены и углы покрывались колкой изморозью. Наступал новый день с новыми заботами.

Голод военного детства…

Каждое утро начиналось со сводки последних известий по радио. Людей информировали о решительных наступлениях Красной Армии на противника, о том, как прямо с марша молодые солдаты вступали в бой. Гремела слава первых героических подвигов, а мы, дети войны, и наши матери, жившие далеко от передовой, на Урале, продолжали нести на своих слабых плечах ярмо военного лихолетья.

Надежда, что мы будем со своей картошкой в первый военный год, рухнула вмиг. Когда мама с тележкой и мешками приехала на поле за урожаем, она не поверила своим глазам: всё было выкопано начисто, ни кустика не оставили воры. «Украли!» — мысль, как смертельный удар по сердцу: всё, этого не пережить. После многих дней болезней, собрав последние силы, моя бедная мамочка всё же поднялась на ноги, осунувшаяся, без кровинки в лице. Эти дни я, четырёхлетняя малютка, дежурила у маминой постели, стараясь своим дыханием вернуть её к жизни.

Навещавшие нас милые, добрые соседи как-то сказали, что на хлебозаводе есть чем поживиться нашему брату (сестре). И мы пошли. Множество людей вокруг огромной кучи зерновой трухи нагребали этот продукт питания во что попало — тряпки, мешки, платки. Уносили и вновь приходили. И мы принесли домой этой кормёжки целых два ведра и кастрюлю! Залили колодезной водой и сутки настаивали. В ожидании какого-то чуда я с любопытством заглядывала под крышки. Наконец, мама слила воду, на дне осталось подобие жидкого текста… О! Эти незабываемо вкусные оладушки я запомнила на всю жизнь. Мы запивали их чаем, заваренным сушёной морковной травкой и веточками запашистой клубники (выбирали из соседского сена). Это было наслаждение!

Бывало, ели и жмых, колоб жёлтый, зелёный, землистого цвета — всё перепробовали, горького вкусили через край. Но и мысли не возникало, что это не вкусно. Вкусным в то время было всё. А затируха на молоке, горячая, подслащённая?! Настоящий праздник, но как редко он посещал нас!.. Нужда наступала нам на пятки и давила всё сильней и больней, не давая забыть её, выпрямиться и сделать уверенный шаг в «светлое завтра».

За керосином

Отдавшись дорогим воспоминаниям, я вновь переживаю эпизоды — один горше другого. Хочется рассказать людям о пережитом, что сохранилось в моей памяти и заставляет спустя десятилетия поражаться, как мы с мамой могли всё это выдержать, выстоять… В 41-м году в нашем доме ещё не было «лампочки Ильича», да и керосиновая считалась роскошью. За неимением керосина мудрили над коптилками-«фитильниками» или лампадками, а бывало, наступали и вовсе «тёмные дни».

Жили мы, как я уже говорила, на Амуре, около церкви Александра Невского, на улице Чапаева, 6. Однажды на песчаном пустыре напротив аптеки выстроилась очередь в ожидании керосина. Через двое суток подъехал бензовоз. Началась невообразимая давка. Все спешили втиснуться на «свои» места, а то и вообще залезть без очереди. Самозванцев выталкивали, но они упрямо «бросались на штурм». На руке у каждого был написан его очередной номер. Свою очередь караулили днём и ночью, пересчитывались, переписывались, исправлялись и номера.

Поднялся шум, спорили, кричали, доходило до кулаков. Толпа колыхалась, как бурные воды. Уже не чувствуя ног, мы всё-таки выдержали этот натиск. Хотелось опуститься на землю, присесть. И заснуть! Между нами и бензовозом оставалось три человека, когда объявили: керосин кончился! Так и ушли мы домой ни с чем.

Большая стирка

За холодом и голодом нагрянули болезни. Особенно тяжело болели дети. Я запомнила себя часто болеющей, очень слабенькой девочкой, тепло укутанной, лежащей в постели спиной к тёплой печке. Я не могла ходить, настолько бессильными были мои ноги. Мама нанимала у соседей Лоскутовых лошадь и просила свозить меня к врачу. Летом возили меня на телеге, зимой — на санях. А дома мама поила меня лекарством, кормила с ложечки из своих рук, выхаживала. Надежды, что я буду жить, почти не было, но святая мамина вера, её любовь и папин наказ: «Лида, береги Аличку!», — сделали почти невозможное: я живу!

А тогда надо было лечиться и соблюдать нормы гигиены, но как? Лишнего куска мыла не раздобыть, поэтому стирку белья проводили в щелочной воде, настоянной на древесной золе. Полоскали в реке: зимой в проруби, летом — с мостков. Однажды случилась радость (нет худа без добра!). Мы с мамой услышали оживлённые голоса бежавших куда-то женщин. Выскочили на улицу и увидели в руках у них вёдра, тазы и другую посуду.

— Лида, давай с нами! — крикнула соседка моей маме. — Там сама увидишь.

Мы, конечно, присоединились к бегущим. Свернули за угол. Каково же было наше удивление! Издалека, с горной шоссейки, бурлил горячий мыльный поток. Он нёсся прямо к водокачке, в тихую речку Увельку. Жидкое мыло! Вещь, необходимая в любом хозяйстве. Лица женщин светились радостью. Казалось, сюда сбежался весь город, и уж не менее половины его. Никто не спрашивал: откуда такая обильная дармовщина? Было ясно: в мыловаренном цехе жиркомбината лопнули трубы и их содержимое бежит прямо в наши руки. Кто был посильней да половчей, столько запасли мыла, что было непонятно, для чего им столько, на весь век что ли.

Мы с мамой тоже сделали несколько рейсов, заполнили мылом мою детскую ванночку, бидоны, плошки. Запаслись! Мыло быстро подсохло. Мама разрезала его сначала на большие куски, а потом тонкой крепкой нитью — на маленькие. Часть мы обменяли на хлеб и картошку, а остальное мыло долго ещё использовали в хозяйстве.

Будем жить!

То был самый страшный случай в моей жизни. Стояла морозная зима. Ночь. Мы стали засыпать. Вдруг слышим: шаги по нашей крыше! В страхе прислушались. Шаги остановились. Раздался грохот; что-то отдирали, чтобы пролезть в сени. Маме стало плохо. Собравшись с мыслями и поняв, что это грабители-убийцы, налётам которых подвергались все в нашей округе, она принялась быстро меня одевать.

Валенки, пальто, на голову — папину меховую шапку. В кармашек пальто сунула данные обо мне (давно заготовленные на случай), приколола булавкой. Перекрестила меня и со словами «Храни тебя Бог!» — спустила в подвал. Следом сбросила одеяла и всё, что впопыхах попало ей под руки. Подала табуретку, остатки хлеба, воды и спички. Успела сказать, чтобы я не подавала голоса, а если с ней что-то случится, утром постаралась бы сама вылезти и бежать к соседям напротив Ульяне Гордеевне и Антону Григорьевичу Усенко и всё им рассказать.

Крышу продолжали ломать, долбить, корёжить. Грубые мужские голоса, их ругань насмерть перепугали нас. Мама открыла дверцу печки, вытащила колосники и стала звать на помощь, наобум перебирая имена и ушедших на войну, и оставшихся, давая понять разбойникам, что рядом есть мужчины. А бандиты свирепели. Казалось, вот-вот разнесут весь дом. Вдруг на мамины крики отозвался кто-то из соседей. Так, с чьей-то помощью, посланной Богом (мама была уверена в этом), удалось спугнуть налётчиков.

Едва переводя дыхание, мама приступила к разборке маскировки: отодвинула стол, покрытый скатертью до пола, свернула половики, открыла крышку подпола и вытащила меня. Осыпая моё лицо поцелуями и обливаясь слезами, мама твердила: «Остались живы, значит, будем жить, доченька!». Великая надежда на возвращение отца с победой давала нам силы выжить в ту пору. А папа так и не вернулся…

Меняла

Продолжались грабежи, воровство, убийства. Жить было страшно. Мама пустила к нам в дом одну бабушку. Звали её, помнится, Назаравной. Она приехала к кому-то в гости в пригород, а вернуться обратно не смогла: там, где она жила прежде, уже шли бои. Пришлось Назаровне коротать войну на Урале. Славная это была старушка — тихая, добрая, спокойная. Денег за жильё мы с неё не брали, кормились вместе, едва сводя концы с концами. Она присматривала за мной, помогала по хозяйству, когда мама уходила кому-нибудь избу побелить, огород прополоть, постирать, сделать кизяк…

Перед войной мама перенесла три сложные операции, и очень уставала от бесконечной тяжёлой работы. Бабушка, жалея маму, предложила ей отлежаться, отдохнуть. А в это время я бы съездила с ней в какую-нибудь деревеньку, чтобы обменять тряпьё на продукты. Идея Назаровны нам понравилась. Собрались мы с бабушкой, взяли узелки с поклажей и, выйдя на дорогу, «проголосовали». Грузовик примчал нас в какую-то сонную, неприглядную деревню.

Остановились на зелёной солнечной полянке при въезде на центральную усадьбу. Ползая на коленках, я разложила свой товар: две папины косоворотки, ремень, яркий красный головной платок (мама специально для обмена выкрасила белую тряпицу), ещё какие-то мелочи. Стали ждать. Подходили люди, рассматривали товар, но в первую очередь — нас, такой вояж в их деревню был редкостью. И молча уходили.

Под солнышком мы разомлели, хотелось пить и есть. Назаровна попросила проходившую мимо женщину принести нам водички. Очень скоро появился светловолосый веснушчатый мальчик на велосипеде. Подал бабушке бидон, краюшку хлеба и молча уехал. Дело наше не спорилось, и мы совсем было отчаялись. Но вот потянулись сельчане. Первым «пошёл» красный платок, а потом и всё остальное. Люди интересовались, как нас зовут, кто у нас на войне, жалели и угощали: кто конфеткой, кто творожным колобком или кусочком сахара. У меня текли слюнки, но я не притрагивалась к этим яствам: потом, дома, вместе…

Какие же мы с Назаровной были счастливые! На нашей скатерти-самобранке (вернее, в наволочке) лежали: масло, сахар, творог и кусок мяса. «Приезжайте ещё», — говорили нам вслед. Один сердобольный водитель согласился подбросить нас до дома. Неподдельной радостью светилось лицо мамы, когда я гордо выкладывала на стол наши «трофеи».
— Кормилица ты моя, — с трудом вымолвила она.
А кормилице всего-то пять лет было!

Выключка

Горе приходило в каждый дом и поселялось навсегда. Привыкнуть к горю никто не мог. Уже многие из нашего квартала горючими слезами оплакивали своих родных, погибших на полях сражений. Военные дни были похожи друг на друга — чёрные, беспросветные. Однажды маму куда-то вызвали. Мы с Назаровной маялись, поджидая её: то во двор выйдем, то обратно в дом, как Пат с Паташонком . Мама долго не возвращалась.

Прошла целая вечность, и я услышала скрип калитки. Мама брела, еле передвигая ноги, как безмолвная тень. В ответ на наши расспросы она отрешённо молчала, была сама не своя — не такая, какой я привыкла её видеть. Словно очнувшись, она скользнула взглядом по нашим лицам и бросилась на кровать. Не в силах справиться с собой, мама уткнулась в подушку, разрыдалась. Я поглаживала её по вздрагивающей спине, стараясь вернуть к себе из неизвестного далёкого, и тоже плакала. Господи, сколько слёз мы пролили в те годы! Но вот мама поднялась, и я не узнала её: голова была седая…

Вскоре мы стали получать скупые весточки — почтовые переводы. «Это от нашего папочки! Он нам послал, сам…», — говорила мама, прижимая бумажку к губам. Не знала я тогда, что это была пожизненная пенсия маме за убитого на войне мужа и мне до совершеннолетия — за отца. Не знала я, что в тот день мама принесла из военкомата выключку : «Ваш муж М. Ф. Чирков…» Мой словарь пополнился ещё одним словом, значение которого до поры до времени я не могла понять.

Победа

В том году весна пришла рано. Промчались талые воды, спокойно дышала вдоволь напоённая земля. Мы высаживали на грядках огурцы. Вдруг послышался ровный нарастающий гул самолётов, а вскоре и сами они показались. Стальные зелёные птицы с большими красными звёздами и буквами «СССР» на крыльях летели так низко, что можно было различить покачивающиеся фигуры лётчиков.

Что это? Летят вереницей, по кругу, и вдруг перестроившись, взмывают вверх, потом стремительно падают вниз. Пролетая над головами остолбеневших людей, лётчики искусно демонстрировали своё ремесло. Мы стояли, как вкопанные, не мигая, смотрели и ждали: а что же дальше будет? Вот один самолёт, пролетев предельно низко, оставил белый длинный шлейф. Это повторил второй, третий и все остальные. Сделав почётный круг над городом, крылатые машины скрылись. Но только на один миг.

Появившись снова над нами, лётчики сбросили множество крупных хлопьев. Листовки! Они хаотично кружились, мелькали перед глазами и плавно опускались на землю. Двор, улица, город были усыпаны белыми листами. В первые минуты никто не осмеливался наклониться, поднять листок и прочитать, что же там такое написано. Всё произошло сразу, стихийно. Люди бросились подбирать листовки. Полушёпотом я прочитала (читать выучилась до школы):
— Смерть немецким оккупантам!
— Наше дело правое, мы победили!
— Слава героям! Ура! Победа за нами!

Мы собирали белые листочки и несли их домой, как самое дорогое, с чем невозможно расстаться. Что тут началось! Бегали, плакали, кричали, обнимались, целовались, зазывали друг друга в гости. Скоро вся наша улица Чапаева превратилась в один щедрый, гостеприимный стол.

Наскоро переодевшись, мама схватила меня за руку, и мы побежали через весь город — к военкомату. Там уже собралось много народу, но люди всё подходили и подходили. Толпа колыхалась, все старались пробиться поближе к крыльцу, где выступали ораторы. Мы впервые услышали сообщение о капитуляции Германии, о полном разгроме фашистского логова, и долгожданной Великой Победе. В память врезались слова: «Дорогие матери и жёны! Ждите — живые вернутся!».

Мы с мамой ждали, ждали, ждали…

Мои друзья

Какой бы тяжёлой ни была наша жизнь, в ней всегда находилось место для маленьких детских радостей. Я очень любила общаться с умной домашней собачкой по кличке Нольма. Она появилась у нас толстеньким, неуклюжим щенком чёрно-белой масти. Щенка принёс папа. Сначала собачка жила с нами в комнате, а как подросла, папа сколотил во дворе конуру, и наша Нольма стала жить в собственном домике.

Собака, как человек, очень переживала расставание с хозяином. Она подвывала, подолгу не прикасалась к еде, резко реагировала на стук, шаги и тоскливо поглядывала на калитку. …Хозяин не возвращался, и Нольма смирилась. Я играла с ней. Нольме это так понравилось, что при моём появлении она с визгом бежала ко мне, прыгала, носилась по кругу, виляла хвостом и услужливо выполняла мои требования-команды. С наступлением холодов мама устраивала в сенцах настил из соломы и переводила Нольму на зимовку, поближе к теплу, а в сильные морозы — и вовсе в дом.

Перед самым концом войны собака ушла куда-то, исчезла, оставив нам свою наследницу Норку — крошечного слепого щеночка. Эта Норка охраняла меня много лет, провожая и встречая из школы.

Помню, как мама усаживала квохчущую курицу в самодельное гнездо и подкладывала туда с десяток яиц. Место для наседки отводилось в тёмном углу за печкой. Я тихонько наведывалась туда, ставила воду, сыпала зёрнышки, крошки и тихонько отступала назад, стараясь увидеть, как курица примется за еду. Но она не торопилась. Позже я узнала, что она покидала насиженное место один раз в день и то не надолго. Когда из гнезда раздавался слабый писк, курица становилась непоседливой. Мама перекладывала проклюнувшиеся яйца с тонкой растрескавшейся скорлупой в папину рыжую меховую шапку, вывернутую наизнанку, где цыплята вылуплялись самостоятельно.

Я крошила желтки, и птенцы, спотыкаясь, клевали. Я брала эти пушистые комочки в ладошки, слегка прижимала к себе, дышала на них, согревая своим дыханием, и цыплята засыпали. Подрастали они быстро, неотступно бегали за своей нахохленной мамой. А курица гордо вышагивала по скрипучим половицам пола. Стоило мне подать голос, и все птенчики подбегали ко мне, ожидая подачки.

Кошка Муся ревновала меня к нашим новосёлам, но «оттаивала», когда нежилась на моих коленях. Далеко-далеко отступали все невзгоды. Мне было хорошо в окружении забавных и верных друзей.

Первая ёлка

В один из январских дней 1946 года мама сказала, что нас пригласили на новогодний праздник, на ёлку. Я не знала, что это такое. Стали собираться. Мама закутала меня в огромную клетчатую шаль, оставив лишь щёлки для глаз, и мы через весь город отправились пешком в военкомат. Пришли, заледеневшие, и продрогшие до костей, разделись. Нас провели в большую комнату. За столом, на котором лежало много свёртков и кульков, сидели военные. Они поздоровались с нами и пригласили сесть. Собралось много женщин с детьми.

Посреди комнаты стояла высокая зелёная лесная красавица. Нас заворожил тонкий аромат хвои. «Вот она, ёлочка», — шепнула мне мама. Я не мигая, не дыша, боясь шелохнуться, смотрела на сказочное чудо, украшенное разноцветными бумажными цепями, парашютиками, конфетами, настоящими яблоками, куколками. В ветвях что-то блестело и сверкало, а на верхушке ёлки, высоко под потолком, красовалась яркая звезда.

Один из военных что-то говорил, и, как сейчас вижу, все взрослые плакали. Потом детей собрали
вокруг ёлки, и женщины в нарядных костюмах повели наш большой хоровод. Они усердно показывали нам притопы и прихлопы , приглашая нас повторять их действия. Мы же, никогда не слышавшие детских песен, весёлой музыки, стояли и молча растерянно смотрели на них. Я несколько раз порывалась к маме, и другие дети тоже. Нас подхватывали ласковые руки, завлекали в круг, «заговаривали». И мы, входя во вкус, показывали, как в лесу родилась ёлочка и как она росла . Уходить никому не хотелось.

Наступил момент, когда детей стали вызывать к столу по имени и фамилии. Назвали меня, но я не сразу пошла, сковал страх; только держась за мамину руку, почувствовала себя увереннее. Уже дома, развернув новогодний подарок, мы с радостным любопытством рассматривали его содержимое, целовали замёрзшие мандарины, каждую конфетку. Примерили серые меланжевые носочки, сделали бантики для косичек. Фланель белёсого цвета отложили «на потом». Когда я пошла в школу, из неё сшили шаровары, и я долго носила их. А тогда, в январе сорок шестого, на мой вопрос: «От кого эти подарки?» мама тихо ответила: «Это от папы…»

Где мой папа?

Что бы мы ни делали, мы всегда говорили о любимом нашем папе: вот он бьёт фашистов, с криком «ура» бежит в наступление, в окопе пишет нам письма, читает наши, лечит раненых. А главное, скоро, очень скоро папа вернётся домой. Как мы мечтали о встрече! И вот Победа! Враг разбит и повержен. Пошёл счёт мирным дням…

Через год я стала первоклассницей. Школа! Это событие нас окрылило. Мама бегала, суетилась, радостно и с грустинкой готовила меня к новой жизни. Иногда я замечала слёзы на её глазах: «Как бы порадовался папа, глядя на свою Аличку!».

Знакомая портниха тётя Тоня Андрианова сшила мне школьное платье из маминого. И фартучек сшила (догадались же они с мамой!) из папиного чёрного зонта. Мама аккуратно распорола зонтик, выстирала его, отутюжила. Это был не просто школьный фартук — добрая фантазия мастерицы: весь из маленьких расклёшенных клинышков, с торчащими на плечах воланчиками. Вещица эта несгибаемо стояла на мне, а при ходьбе шуршала — плотная хрустящая парусина. Я выглядела не хуже девчонок-одноклассниц и замечала на себе их восхищённые взгляды.

Моей первой учительницей в 1 «А» классе школы №5 была Александра Александровна Щербатова. Я помню её и люблю. Неделями я не посещала школу из-за болезни, и всё-таки училась хорошо. Меня хвалили за каллиграфию и чистописание. В конце учебного года, когда мы фотографировались всем классом, учительница посадила меня рядом с собой — в награду за успехи в учёбе и примерное поведение. На первом школьном снимке я сижу рядом с Александрой Александровной, гордая и счастливая, с белым бантиком на платье.

В начале своей школьной жизни я узнала суровую правду, от которой столько лет, чтоб не травмировать детскую душу, оберегала меня мама: мой папа погиб на 62 день войны… На одном из первых занятий Александра Александровна стала заполнять в школьном журнале графу «сведения о родителях». Когда очередь дошла до меня, я без запинки ответила на все вопросы о маме. Учительница спросила, где папа? Я сказала: «Жив, лечится, скоро приедет». Ведь я привыкла ждать его каждый день долгие годы. Вечером, рассказывая маме, как прошёл школьный день, я спросила: «Мамочка, а где мой папа?». И узнала, что папы у меня нет.

В апреле 1994 года в результате моего многолетнего поиска, пришёл официальный ответ из Центрального архива Министерства Обороны. В картотеке учёта потерь офицерского состава Максим Фёдорович Чирков значится проходившем службу в 598-м полку лёгкой артиллерии. Пропал без вести в период с 22.08.41 по 01.09.41 года.

И всё же оставалась неясность: письма от отца продолжали приходить в сентябре-октябре сорок первого. Из Ржева, где папа лежал в госпитале по 26 августа 41 года. И потом из городов Калинина, Москвы, Костерева, Тулы — только здесь обрывается нить.

В последнем письме, датированном 19.10.41 г., он писал: «Обо мне не беспокойтесь, жив буду, вернусь, а пока пожелаю вам всего доброго, здоровья…»

Война заставила

Война приучила меня к самостоятельности, заставила рано распрощаться с коротким детством.
Рядом со взрослыми в тылу и на фронтах ковали Победу и дети военного времени. Мы старались не уступать взрослым в терпении и выносливости, не хныкали, не ныли. Мы рано взрослели.
Перенесённые испытания помогали преодолевать все трудности. Настойчиво и целеустремлённо мы шли по жизни, какие бы «иксы-игреки» она не подбрасывала.

С одиннадцати лет я чистила дымоходы, утепляла чердаки, просушивала вечно влажную «глухую» стену дома. Делала замес из глины, обмазывала завалинку, белила, скоблила. Знала, где надо ставить матицы в подполе. Выхаживала только что вылупившихся цыплят и вела огородное хозяйство. Да мало ли что ещё я делала! Зимой перелопачивала снежные заносы, чтоб не утонуть в паводке.

Но главное — я торопилась учиться. Нужда, от которой мы так и не освободились, подгоняла на работу, надеяться было не на кого. Мечтала стать школьным учителем. Жизнь подкорректировала мечту: более 30 лет я проработала воспитателем в детском саду. Своим малышам стремилась дать сполна то, чего сама была лишена в годы войны.

Прошли десятилетия. Мы сумели залечить раны страны, но по прежнему скорбит сердце по погибшим в Великой Отечественной войне. Пусть каждый новый приходит как день всенародного благодарения, отдания почестей всем, кто вписал свою страницу в суровую летопись 1941-1945 годов. Пусть никого не оставит равнодушным величие подвига Советского Солдата — Человека, отдавшего жизнь во имя грядущих поколений.

Вам также может быть интересно:

Posted in
Tagged

По известной статистике Великая Отечественная война унесла около 27 млн. жизней граждан Советского Союза. Из них около 10 млн. – солдаты, остальные – старики, женщины, дети. Но статистика молчит о том, сколько детей погибло в годы Великой Отечественной войны. Таких данных просто нет. Война искалечила тысячи детских судеб, отняла светлое и радостное детство. Дети войны, как могли, приближали Победу в меру своих, хоть и маленьких, хоть и слабых, сил. Они хлебнули горя полной чашей, может быть, слишком большой для маленького человека, ведь начало войны совпало для них с началом жизни… Сколько их было угнано на чужбину… Сколько убито нерождёнными…

Сотни тысяч мальчишек и девчонок в годы Великой Отечественной шли в военкоматы, прибавляли себе год-два и уходили защищать Родину, многие погибали за нее. Дети войны зачастую натерпелись от нее не меньше, чем бойцы на фронте. Попранное войной детство, страдания, голод, смерть рано сделали ребятишек взрослыми, воспитав в них недетскую силу духа, смелость, способность к самопожертвованию, к подвигу во имя Родины, во имя Победы. Дети воевали наравне со взрослыми и в действующей армии, и в партизанских отрядах. И это были не единичные случаи. Таких ребят, по данным советских источников, во время Великой Отечественной войны были десятки тысячи.

Вот имена некоторых из них: Володя Казьмин, Юра Жданко, Леня Голиков, Марат Казей, Лара Михеенко, Валя Котик, Таня Морозова, Витя Коробков, Зина Портнова. Многие из них так воевали, что заслужили боевые ордена и медали, а четверо: Марат Казей, Валя Котик, Зина Портнова, Леня Голиков, стали Героями Советского Союза. С первых дней оккупации мальчишки и девчонки начали действовать на свой страх и риск, который действительно был смертельным.

Ребята собирали оставшиеся от боёв винтовки, патроны, пулемёты, гранаты, а затем передавали всё это партизанам, конечно, они серьёзно рисковали. Многие школьники, опять же на свой страх и риск, вели разведку, были связными в партизанских отрядах. Спасали раненных красноармейцев, помогали устраивать подпольщикам побеги наших военнопленных из немецких концлагерей. Поджигали немецкие склады с продовольствием, техникой, обмундированием, фуражом, взрывали железнодорожные вагоны и паровозы. На "детском фронте" воевали как мальчики, так и девочки. Особенно массовым он был в Белоруссии.

В частях и подразделениях на фронте вместе с бойцами и командирами нередко воевали подростки 13-15 лет. В основном это были дети, лишившиеся своих родителей, в большинстве случаев убитых или угнанных немцами в Германию. Дети, оставшиеся в разрушенных городах и сёлах становились беспризорными, обречёнными на голодную смерть. Страшно и трудно было остаться на оккупированной врагом территории. Детей могли отправить в концлагерь, вывезти на работы в Германию, превратив в рабов, сделать донорами для немецких солдат и т.д.

Кроме этого, немцы в тылу совсем не стеснялись, и со всей жестокостью расправлялись с детьми. "...Часто из-за развлечений группа немцев на отдыхе устраивала себе разрядку: бросали кусок хлеба, дети бежали к нему, а вслед им автоматные очереди. Сколько детей погибло из-за таких забав немцев по всей стране! Опухшие от голода дети могли что-то взять, не смысля, съестное у немца, и тут же очередь из автомата. И наелся ребенок навек!" (Солохина Н.Я., Калужская область, г. Людиново, из статьи «Мы родом не из детства», «Мир новостей», №27, 2010, с. 26).
Поэтому, проходящие по этим местам части Красной Армии чутко относились к таким ребятам и часто забирали их с собой. Сыны полков – дети военных лет воевали против немецких оккупантов наравне со взрослыми. Маршал Баграмян вспоминал, что смелость, отвага подростков, их изобретательность в выполнении заданий поражали даже старых и опытных солдат.

"Федя Самодуров. Феде 14 лет, он воспитанник мотострелковой части, которой командует гвардии капитан А. Чернавин. Подобран был Федя на своей родине, в разрушенном селе Воронежской области. Вместе с частью участвовал в боях за Тернополь, с пулемётным расчётом вышибал немцев из города. Когда почти весь расчёт погиб, подросток вместе с уцелевшим бойцом взялся за пулемёт, долго и упорно отстреливаясь, задержал врага. Федя был награждён медалью «За отвагу».
Ваня Козлов. Ване 13 лет, он остался без родных и уже второй год находится в мотострелковой части. На фронте он доставляет пищу, газеты и письма бойцам в самых сложных условиях.
Петя Зуб. Не менее трудную специальность избрал себе Петя Зуб. Он давно решил стать разведчиком. Родители его убиты, и он знает, как можно рассчитаться с проклятым немцем. Вместе с опытными разведчиками добирается до врага, сообщает по радио его местонахождение, и артиллерия по их указке даёт огонь, сокрушая фашистов". («Аргументы и факты», №25, 2010, с. 42).

Воспитанник 63-й гвардейской танковой бригады Анатолий Якушин за спасение жизни командира бригады получил орден Красной Звезды. Примеров героического поведения детей и подростков на фронте существует достаточно много…

Таких ребят во время войны погибло и пропало без вести очень много. В повести Владимира Богомолова «Иван» можно прочитать о судьбе юного разведчика. Родом Ваня был из Гомеля. В войну погибли его отец и сестрёнка. Мальчику пришлось пережить многое: он был и в партизанах, и в Тростянце – в лагере смерти. Массовые расстрелы, жестокое обращение с населением вызывали и у детей огромное желание мстить. Попадая в гестапо, подростки проявляли удивительные мужество и стойкость. Вот как описывает автор гибель героя повести: "...21 декабря сего года в расположении 23-го армейского корпуса, в запретной зоне близ железной дороги, чином вспомогательной полиции Ефимом Титковым был замечен и после двухчасового наблюдения задержан русский, школьник 10 – 12 лет, лежавший в снегу и наблюдавший за движением эшелонов на участке Калинковичи – Клинск... На допросах держался вызывающе: не скрывал своего враждебного отношения к немецкой армии и Германской империи. В соответствии с директивой Верховного командования вооруженными силами от 11 ноября 1942 года расстрелян 25.12.43 г. в 6.55".

Девочки тоже активно участвовали в подпольной и партизанской борьбе на оккупированной территории. Пятнадцатилетняя Зина Портнова приехала из Ленинграда к родственникам в 1941 г. на летние каникулы в деревню Зуй Витебской области. Во время войны стала активным участником Обольской антифашистской подпольную молодёжной организации «Юные мстители». Работая в столовой курсов переподготовки немецких офицеров, по указанию подполья отравила пищу. Участвовала в других диверсиях, распространяла листовки среди населения, по заданию партизанского отряда вела разведку. В декабре 1943 г., возвращаясь с задания, она была арестована в деревне Мостище и опознана предателем. На одном из допросов, схватив со стола пистолет следователя, застрелила его и ещё двух гитлеровцев, пыталась бежать, но была схвачена, зверски замучена и 13 января 1944 г. расстреляна в тюрьме г. Полоцка.

А шестнадцатилетняя школьница Оля Демеш со своей младшей сестрой Лидой на станции Орша в Белоруссии по заданию командира партизанской бригады С. Жулина взрывали с помощью магнитных мин цистерны с горючим. Конечно, девчонки привлекали к себе куда меньше внимания немецкой охраны и полицаев, чем мальчики-подростки или взрослые мужчины. Но ведь девочкам впору в куклы было играть, а они сражались с солдатами вермахта!

Тринадцатилетняя Лида часто брала корзину или сумку и уходила на железнодорожные пути собирать уголь, добывая разведданные о немецких военных эшелонах. Если ее останавливали часовые, она объясняла, что собирает уголь, чтобы отапливать комнату, в которой живут немцы. Маму Оли и младшую сестрёнку Лиду фашисты схватили и расстреляли, а Оля продолжала бесстрашно выполнять задания партизан. За голову юной партизанки Оли Демеш фашисты обещали щедрую награду – землю, корову и 10 тысяч марок. Копии ее фотографии были розданы и разосланы всем патрульным службам, полицаям, старостам и тайным агентам. Захватить и доставить ее живьем – таков был приказ! Но поймать девочку не удалось. Ольга уничтожила 20 немецких солдат и офицеров, пустила под откос 7 вражеских эшелонов, вела разведку, участвовала в «рельсовой войне», в уничтожении немецких карательных подразделений.

С первых дней войны у детей было огромное желание хоть чем-нибудь помочь фронту. В тылу дети изо всех сил помогали взрослым во всех делах: участвовали в противовоздушной обороне – дежурили на крышах домов во время вражеских налетов, строили оборонительные укрепления, собирали черный и цветной металлолом, лекарственные растения, участвовали в сборе вещей для Красной Армии, работали на воскресниках.

Сутками трудились ребята на заводах, фабриках и производствах, встав за станки вместо ушедших на фронт братьев и отцов. Дети трудились и на оборонных предприятиях: делали взрыватели к минам, запалы к ручным гранатам, дымовые шашки, цветные сигнальные ракеты, собирали противогазы. Работали в сельском хозяйстве, выращивали овощи для госпиталей. В школьных пошивочных мастерских пионеры шили для армии белье, гимнастерки. Девочки вязали теплые вещи для фронта: варежки, носки, шарфы, шили кисеты для табака. Ребята помогали раненым в госпиталях, писали под их диктовку письма родным, ставили для раненых спектакли, устраивали концерты, вызывая улыбку у измученных войной взрослых мужчин. Об одном таком концерте есть трогательное стихотворение у Е. Евтушенко:

"В палате выключили радио...
И кто-то гладил мне вихор.
В Зиминским госпитале раненым
Давал концерт наш детский хор..."

А тем временем голод, холод, болезни в два счета расправлялись с хрупкими маленькими жизнями.
Ряд объективных причин: уход учителей в армию, эвакуация населения из западных районов в восточные, включение учащихся в трудовую деятельность в связи с уходом на войну кормильцев семьи, передача многих школ под госпитали и др., помешали развёртыванию в СССР во время войны всеобщего семилетного обязательного обучения, начатого в 30-е годы. В оставшихся учебных заведениях обучение велось в две-три, а иногда и четыре смены. При этом дети вынуждены были сами запасать дрова для котельных. Учебников не было, а из-за нехватки бумаги писали на старых газетах между строчками. Тем не менее, открывались и новые школы, создавались дополнительные классы. Для эвакуированных детей создавались школы-интернаты. Для той молодежи, которая в начале войны оставила школу и была занята в промышленности или в сельском хозяйстве, в 1943 году были организованы школы рабочей и сельской молодежи.

В летописи Великой Отечественной войны до сих пор остаётся ещё много малоизвестных страниц, например, судьба детских садов. "Оказывается, в декабре 1941-го в осажденной Москве в бомбоубежищах работали детские сады. Когда враг был отброшен, они возобновили свою работу быстрее, чем многие вузы. К осени 1942 года в Москве открылись 258 садиков!

Более пятисот воспитателей и нянь осенью 1941-го рыли окопы на подступах к столице. Сотни работали на лесозаготовках. Воспитательницы, еще вчера водившие с детьми хоровод, сражались в московском ополчении. Под Можайском героически погибла воспитательница детскою сада Бауманского района Наташа Яновская. Воспитатели, оставшиеся с детьми, не совершали подвигов. Они просто спасали малышей, у которых отцы воевали, а матери стояли у станков. Большинство детских садов во время войны стали интернатными, дети находились там днем и ночью. И чтобы накормить детей в полуголодное время, охранить их от холода, дать им хоть капельку уюта, занять их с пользой для ума и души – для такой работы необходимы были огромная любовь к детям, глубокая порядочность и безграничное терпение". (Д. Шеваров «Мир новостей», №27, 2010, с. 27).

"Играйте же, дети
Растите на воле!
На то вам и красное
Детство дано" , – писал Некрасов Н.А., но война лишила и детсадовцев «красного детства». Рано повзрослели и эти маленькие детишки, быстро разучившись шалить и капризничать. На детские утренники в садики приходили из госпиталей выздоравливающие бойцы. Раненые солдаты долго аплодировали маленьким артистам, улыбаясь сквозь слезы... Тепло детского праздника согревало израненные души фронтовиков, напоминало о доме, помогало вернуться с войны невредимыми. Ребята из детских садов и их воспитательницы тоже писали письма солдатам на фронт, посылали рисунки, подарки.

У детей изменились игры, появилась "…новая игра – в госпиталь. В больницу играли и раньше, но не так. Теперь раненые для них – реальные люди. А вот в войну играют реже, потому что никто не хочет быть фашистом. Эту роль у них выполняют деревья. В них стреляют снежками. Научились оказывать помощь пострадавшим – упавшим, ушибленным". Из письма мальчика фронтовику: "Мы раньше тоже часто играли в войну, а теперь гораздо реже – надоела война, скорее бы она кончилась, чтобы мы опять хорошо жили…" (Там же).

В связи с гибелью родителей в стране появилось много беспризорных детей. Советское государство, несмотря на тяжелое военное время, все же выполняло свои обязательства перед детьми, оставшимися без родителей. Для борьбы с безнадзорностью была организована и открыта сеть детских приемников и детских домов, организовано трудоустройство подростков. Многие семьи советских граждан стали брать к себе на воспитание детей-сирот, где они обрели себе новых родителей. К сожалению, далеко не все воспитатели и руководители детских учреждений отличались честностью и порядочностью. Вот некоторые примеры.

"Осенью 1942 г. в Починковском районе Горьковской области были пойманы одетые в лохмотья дети, воровавшие картофель и зерно с колхозных полей. Выяснилось, что «урожай собирали» воспитанники районного детского дома. И делали они это отнюдь не от хорошей жизни. При проведении дальнейшего расследования местные милиционеры раскрыли преступную группу, а, по сути, банду, состоявшую из сотрудников данного учреждения. Всего по делу были арестованы семь человек, в том числе директор детдома Новосельцев, бухгалтер Сдобнов, кладовщица Мухина и другие лица. При обысках у них были изъяты 14 детских пальто, семь костюмов, 30 метров сукна, 350 метров мануфактуры и другое незаконно присвоенное имущество, с большим трудом выделенное государством в это суровое военное время.

Следствие установило, что путем недодачи полагающейся нормы хлеба и продуктов указанные преступники только в течение 1942 г. расхитили семь тонн хлеба, полтонны мяса, 380 кг сахара, 180 кг печенья, 106 кг рыбы, 121 кг меда и т.д. Все эти дефицитные продукты работники детдома распродавали на рынке либо просто сами проедали. Только один товарищ Новосельцев ежедневно получал на себя и членов своей семьи пятнадцать порций завтраков и обедов. За счет воспитанников неплохо питался и остальной обслуживающий персонал. Детей же кормили «блюдами», приготовленными из гнилья и овощей, ссылаясь при этом на плохое снабжение. За весь 1942 г. им лишь один раз выдали по одной конфетке к 25-й годовщине Октябрьской революции… И что самое удивительное, директор детдома Новосельцев в том же 1942 г. получил от наркомата просвещения почетную грамоту за отличную воспитательную работу. Все эти фашисты заслуженно были приговорены к длительным срокам заключения". (Зефиров М.В., Дектярёв Д.М. «Всё для фронта? Как на самом деле ковалась победа», с. 388-391).

"Аналогичные случаи преступлений и невыполнения педагогическими работниками своих обязанностей выявлялись и в других регионах. Так, в ноябре 1942 г. в Саратовский городской комитет обороны было направлено специальное сообщение о тяжелом материально-бытовом положении воспитанников детских домов… Интернаты отапливаются плохо или вообще находятся без топлива, теплой одеждой и обувью дети не обеспечены, в результате несоблюдения элементарных социально-гигиенических правил наблюдаются инфекционные заболевания. Воспитательная работа запущена… В интернате в селе Нестерове в некоторые дни дети вовсе не получали хлеба, словно проживали не в тыловой Саратовской области, а в блокадном Ленинграде. Учеба из-за отсутствия учителей и нехватки помещений была давно заброшена. В интернатах Ровенского района, в селе Волкове и других, дети также по нескольку дней вообще не получали хлеба". (Там же с. 391-392).

«Ах, война, что ж ты сделала, подлая...» За долгих четыре года, которые продолжалась Великая Отечественная война, дети, от малышей до старших школьников, сполна испытали все её ужасы. Война каждый день, каждую секунду, каждый сон и так на протяжении почти четырёх лет. А ведь война в сотни раз страшнее, если видеть ее детскими глазами… И никакое время не сможет вылечить раны от войны, тем более детские. «Эти годы, что были когда-то, горечь детства забыть не дает…»

Ctrl Enter

Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter